Одна из причин проста: большинство «новых» лекарств на самом деле совсем не новые, а просто подражания старым. Разработка инновационного лекарства – это тяжелая работа, сопряженная со значительным финансовым риском. Даже очень эффективные лекарства могут провалиться из-за неприемлемых побочных эффектов. Копирование существующих лекарств вместо изобретения новых – намного более прибыльная стратегия. Если фармацевтическая компания А успешно разработает противораковое лекарство, которое целенаправленно блокирует ген А, то вскоре как минимум пять других фармацевтических компаний разработают пять почти таких же лекарств. Чтобы обойти патентную защиту, они меняют несколько молекул на далекой побочной химической цепочке и называют это вещество новым лекарством. Выпуская подобные лекарства-эпигоны, вы не несете почти никаких финансовых рисков, потому что они практически гарантированно будут работать.
Представьте, что вы детский писатель. Вы можете либо написать оригинальный роман, либо просто переписать всю серию книг о Гарри Поттере, но героев будут звать Генри Поттер, Дон Уизли и Гермиона Рейнджер. Хорошая выйдет книга? Да. Принесет ли она деньги? Да. Новаторская ли она? Нисколько. Поэтому и появляются в таком изобилии лекарства вроде иматиниба, нилотиниба и дасатиниба – вариации на тему одной и той же молекулы. Вместо того чтобы найти новые генетические методы лечения, крупные фармацевтические компании тратят огромные деньги, чтобы делать «еще больше того же самого». Плагиат – это более эффективная корпоративная стратегия, чем инновации. Польза будет минимальной, зато прибыли – большими.
Есть и другие способы создать видимость прогресса. Один из самых эффективных методов обмана медицинской системы – использование суррогатных результатов.
Суррогатные результаты
Суррогатные результаты – это результаты, которые сами по себе бессмысленны, но предсказывают результаты, которые для нас очень даже важны. Опасность доверия к суррогатным результатам в том, что они не всегда
В клинических испытаниях противораковых лекарств часто используют два суррогата для результата, который интересует нас больше всего (общей выживаемости): выживание без прогрессирования (ВБП) и процент реакции (ПР). ВБП – это время, прошедшее с начала лечения до начала прогресса заболевания – или, если точнее, время, за которое опухоль не увеличивалась в размерах более чем на 20 %. Процент реакции (ПР) в данном случае – процент пациентов, у которых опухоль уменьшилась более чем на 30 %. Чтобы быть полезными, эти суррогаты должны предсказывать клинический результат – общую выживаемость, но они этого не делают[139]
. Подавляющее большинство исследований (82 %) показывают, что корреляция между суррогатными маркерами и общей выживаемостью мала[140]. И ВБП, и ПР – это суррогатные результаты, связанные только с размером опухоли, но выживание при раке практически полностью зависит от того, удастся ли предотвратить метастазы, а это уже совсем другой вопрос. Если результат легко измерить, это еще не значит, что он важен.Размер – это лишь один из многих факторов, который влияет на смертоносность опухоли, причем можно даже сказать, что он один из наименее важных. Рак становится смертоноснее, когда мутирует, чтобы стать более агрессивным или более способным к метастазам, так что суррогатные результаты, основанные на размере опухоли – вроде тех же ВБП или ПР, – почти ничего не меняют. Уменьшение опухоли на 30 % практически никак не влияет на выживаемость из-за поразительного умения рака вырастать снова.
Если больному раком делают операцию, то никогда не удаляют только 30 % опухолевой массы, потому что это просто бесполезно. Хирурги принимают самые экстраординарные меры, чтобы убедиться, что «вырезали все полностью», потому что, если не заметить даже микроскопическую частичку опухоли, рак обязательно вернется. Всего 6 % лекарств сумели переступить этот порог полной ремиссии; в то же время с 2006 по 2018 год FDA одобрила 59 онкологических лекарств, основываясь только на показателе ПР.