Кодекс

Встреча с Войной немного пугала. Дело не в том, что они делали, а в том, что участники Войны казались мне язычниками, их мораль – неясной, хаотичность настораживала. Я была уверена, что они гораздо более пластичны, не столь уперты и озабочены нарушением внутренних правил, что они бродяги, хитрые воры, летучая группа мошенников. Для банды трикстеров я слишком категорична, так что они околпачат меня и пустят по миру, весело хохоча. Я вполне могла стоять на их стороне, но стать частью табора не удастся, я чужак. Так что на первое предложение присоединиться к Войне я промолчала. К тому же ради знакомства нужно было ехать в Москву, а я работала.

Позже Война заявила о себе всерьез – последовал целый каскад запоминающихся акций, одна лучше другой, изредка перемежающихся провалами. Во-первых, лаконичная и сильная при простоте исполнения акция «Мент в поповской рясе». Высокий, статный Воротников надел рясу, эффектно развевающуюся при ходьбе, повесил на грудь крест и надел милицейскую фуражку. Зачесанные русые волосы добавляли простонародного, православного духа, а невозмутимо серьезное, полное осознания безнаказанности и даже какого-то неуместного достоинства лицо завершало картину. Вор набрал продуктов и прошествовал мимо касс, не заплатив, символизируя безнаказанность властей. Мент и поп – им позволено все, обоим из опаски, хотя она имеет разный характер. Россия как страна, где все подчиняются либо милиции, либо попам, где одно бывает неотличимо от другого по своей отталкивающей мощи, где духовенство слито с властью и хочет выполнять ее карательные функции. Это было проделано очень точно, не требовало сверхусилий и оказывало стопроцентный пропагандистский эффект на тех, кто не разучился думать. Это было смешно, точно и, пожалуй, изящно.

Следующая акция, которая привлекла мое внимание, – это «Штурм Белого Дома», в ходе которого Война спроецировала на Белый Дом лазерный череп с костями. Война действовала озорно, не зацикливаясь на политической подоплеке, как бы играя. «Штурм» – это масштабная, но при этом абсолютно несерьезная выходка, похожая на хакерскую атаку, дефейс «just for lulz». «Штурм» остается для меня-зрителя одной из любимых акций именно из-за плана исполнения, так что я не раз потом просила Козу рассказать о том, как они ее делали. Хотя я историю уже слышала, нравилось слушать повторения для новичков, потому что сущность Войны как группы ловких мошенников, отлично планирующих свои действия, здесь проявилась на все сто.

Один из принципов Войны – малая стоимость акций, возможность собрать все нужное из подручных материалов, украсть реквизит или воспользоваться им так, чтобы никто не понял, в чем дело. Коза повторяла, что Война показывает пример остальным, демонстрирует, что в революции может участвовать каждый, что делать громкие акции просто: это может группа бродяг, значит, это можешь – и должен – делать ты. «Штурм» требовал дорогостоящего оборудования для проекций, которое нужно было затащить на самый верх стоящего напротив Белого Дома здания, затем спроецировать череп несмотря на протесты наблюдателей, зафиксировать рисунок и сбежать. Ребята сделали следующее: 1) взяли оборудование на тест-драйв, придумав занимательную историю и уговорив специалистов помочь им затащить все на чердак, чтобы оценить «дальнобойность» системы; 2) обеспечили доступ на закрытый чердак; 3) отвлекли внимание техников во время проецирования черепа с костями; 4) а затем еще и сбежали, ни за что не заплатив и оставив недоумевающих спецов все убирать. Проделано все было жестко и ловко.

Симпатии росли, но кульминация была впереди. Сначала Война нагло и деловито заварила двери дорогого ресторана «Опричник», а в мае 2009 ворвалась в здание суда во время процесса по делу Ерофеева[3]. Активисты пронесли музыкальные инструменты в зал и исполнили песню о том, что менты – ублюдки. Глумливый ACAB[4] посреди учреждения, которое должно вызывать уважение и трепет, начисто лишил присутствующих ощущения серьезности судебного процесса.

Война последовательно боролась со страхом, с уважением к законам, инстанциям, приговорам, правилам. Неудивительно, что высказавшись так прямо, участники Войны моментально стали моими кумирами. Фотография Толоконниковой[5], дерущейся с милиционером, превратилась в личное постмодернистское переложение картины Делакруа. Одна строчка хроники «В зал суда незаметно были пронесены гитары, барабан, два портативных гитарных усилителя» чего стоит. Анархический, дурацкий, диковатый протест был как раз таким буйным и абсурдистским, как мне хотелось. Особенно он был хорош потому, что Ерофеев, оказавшийся в суде за «Запретное искусство», негодовал по поводу акции едва ли не больше судьи. Пока охранники сообразили, в чем дело, Войне удалось как следует порезвиться. Обе акции были проведены на территории врага, с редкостным цинизмом и расчетом, но при этом выглядели, как карнавал. Никто не пострадал кроме репутации суда и приставов.