Кодекс

После «Опричника» и концерта в суде я по-настоящему зауважала Войну. Кто-то снова предложил познакомиться, но я решила, что с такими людьми нельзя просто распивать чай и говорить «привет», словно ты какой-то зевака или болтун. С ними нужно действовать. Аноним (это был Чевен, один из активистов) написал, что если хочется экшна, есть возможность встретиться во время акции в Москве. Это было кстати.

К тому времени я ушла с работы. Изображать, будто мне нравится быть частью корпорации и сидеть, видя вместо монитора лицо Дока, было ни к чему. Множество людей ежедневно выполняют обязанности, без которых вполне можно обойтись. К тому же наемный труд окончательно разочаровал как концепция: я начиталась Боба Блэка, половину существующей деятельности называющего бесполезной, а оставшуюся – возможной в условиях анархического «государства» без традиционной схемы наниматель-наемный рабочий. Трикстерская сущность Войны тоже больше не пугала, так как прежний кодекс не казался исчерпывающим. Я влюбилась в лучшего друга, но не могла этого произнести, так что нужно было действовать, испытывать себя, и предложение оказалось к месту.

Собираясь на встречу, я позвала Корвина, взяли и Дока, хотя я собиралась сперва сама все разведать. Корвин – ходячий Сид Вишес, наделенный интеллектом, его ничем не проймешь, и в нем я была уверена на все сто. Закрытый, молчаливый Док не меньше нас с Корвином, участвовавших в акциях НБП, был увлечен бунтами, духом мятежа. Я ожидала неожиданных поступков: стоит обстоятельствам сложиться удачно, Док отмочит что-нибудь почище нас, а внешнюю невозмутимость и спокойствие сметет коктейль Молотова.

Мы отправились в Макдональдс на Пушке[6], чтобы встретиться с Войной. Участники группы предстали перед нами, как цыганский табор или воровская шайка, расположившись с грязноватыми ноутбуками, скарбом, рюкзаками и подобранными с соседних столов объедками и стаканами на стульях и столах Мака. Немытые и лохматые, выглядевшие так, словно их основная задача тебя наебать, они начали издалека подходить к тому, что им нужно. Первое впечатление от Войны, думаю, сразу отсеивало больше половины потенциальных активистов, и это было мудро, потому что акции на 90 процентов состояли из скитаний, тренировок и прочесываний помоек. Картинная романтика появлялась только после завершенного дела.

Тощая и красивая Коза выглядела, словно дикарка. Каспер, ее ребенок, ползал повсюду, будто маленький живой танк. Олег, в растянутых штанах и расстегнутой дубленке, развалился на стульях. Были и другие – Чевенгур, длинноволосый рохля, с которым крайне интересно разговаривать; фотограф, веселушка и мастер магазинной кражи Лина; Лысый и множество других персонажей. Они вели себя свободно, даже развязно. Олег попросил выключить телефоны и вынуть батареи. Я кратко поделилась впечатлениями о Войне, представила друзей и спросила, какую акцию планирует арт-группа и чем мы можем быть полезны. Олег начал издалека – что это будет акция в супермаркете, что никто не пострадает, что это неопасно. Больше он собирался рассказать, только если мы согласимся участвовать. Запахло шпионской романтикой или разводом. Мы помолчали, обдумывая решение. Каждый ценил свое слово достаточно высоко, так что вписаться, а потом сбежать никому не хотелось.

По сравнению с Войной выглядели мы откровенными «мажорами». Коза потом так и спрашивала: «Где твои парни-мажоры?». У меня внешность пай-девочки, что не раз помогало в процессе наблюдений или во время бегства от ментов. У Корвина – как у парня-стиляги, у Дока – как у московского студента.

Я ответила «да», потому что именно за этим и пришла. Преодоление щемящего чувства подставы входило в план. Согласился и Корвин. Док, сидевший с выражением лица, будто его втягивают во что-то крайне сомнительное, тоже решился. Так мы узнали про акцию «Охранник – друг мента» и стали частью Войны. Это оказалось нетрудно.

Воруй, убивай

Одним из полезных навыков, которые я приобрела с помощью Войны, была кража продуктов. Прежде я ничего не крала, а для Войны вынос из магазинов – основной способ существования, так как все им нужное они берут, не заплатив. За все время, что я находилась с Войной, я ни разу не видела, чтобы они хоть раз вынимали из карманов деньги. Для Войны неиспользование денег – одно из условий жизни радикального художника. Ни копейки государству, никакого наемного труда, никакого съема квартир и комнат, нет оплате транспорта. Презренные бумажки – только в крайних случаях, например, для закупки оборудования.