Кодекс

Ложь искажает смысл существования. Неизвестно, к чему можно относиться серьезно, а зыбкость бытия становится невыносимой. Зачем нужны суды, если все в них – оскорбление идеи правосудия? Зачем нужны законы, если их пишут мерзавцы для того, чтобы защитить собственные интересы? Зачем нужны процессы, если чиновники не попадают за решетку, что бы ни сделали? Зачем нужны медиа, если они больше не средства массовой информации, а всего лишь продавцы ужасов «сраной рашки», как прежде были продавцами секса и насилия? Зачем нужны менты, которые подбрасывают тебе наркотики? Зачем нужны депутаты, которые хотят наделить эмбрионы правами человека, когда права живых, взрослых людей не соблюдаются? Зачем нужны церкви, построенные на фундаменте обмана и самообмана? Зачем вообще нужно бытовое преуспеяние в мире, построенном на лжи? Нам нужны другие правила, другой мир.

Множество бывалых радикалов и членов партий, устраняясь от активного сопротивления, не перестает верить в революцию. Часто уходят они не из трусости, а из брезгливости. Раньше я считала их ничтожествами, но потом поняла, что многие просто перестают верить тем, кто громко вещает о грядущем равенстве и братстве, о победе мировой революции, а потом подтасовывает факты. Лидеры-лжецы ловко меняют громкие вывески, из-под которых на тебя смотрит очередная ботоксная морда. Обманутые ими скрываются в быте – опыт прозрения слишком болезненный. Их можно понять, но другие остаются, подавляют презрение к нечистым на руку демагогам ради цели. Это не разочарование в идеалах, это разочарование в людях, которые вымывают смысл из важных вещей. Ты знаешь, что люди не идеальны, что вскоре тебе опять соврут, но ты все равно идешь, потому что ничего не делать – гораздо хуже. Кто-то бравирует разочарованиями, но мне разочарования хочется скрыть, потому что они делают взрослее. Что может быть омерзительнее, чем согласиться с печально кивающими, с теми, кто считает, что ничего сделать нельзя, что так, как сейчас, будет всегда? Стать, как они? Стать побежденным, окончательно взрослым?

Почему-то менты, избивая людей в камерах, любят приговаривать: «Что, герой? Герой, да?». Любой, кто идет против течения, вызывает злобу, потому что заставляет сдавшихся осознавать их собственное падение. Тот, у кого есть уверенность, храбрость, энергия, позиция, вызывает ненависть тех, кто все это уже потерял.

Я – герой.

Проектор

Под звуки «Heads will roll»[58] к Кремлю начинают приближаться рекламные дирижабли. В тросах, обхватывающих упругие бока, воет ветер. Высота пьянит, здесь трудно верить в законы. Под баллонами, испещренными кричащими слоганами, висят корзины со снарядами. Леня, похожий на немого бойца кун-фу, направляет дирижабль вперед. Он в совершенстве овладел искусством создания взрывчатки, но не может отказаться от спецэффектов. Док стоит рядом с ним, скрестив руки на груди. Он снова невинен и раскрепощен. Рекламные дирижабли несутся вперед, охваченные такой же горячкой, как и я. Корзины распарываются, снаряды сыплются на Кремль – и символ консерватизма взрывается, словно в фильмах Майкла Бэя[59]. Его уничтожение вызывает сладкие спазмы, эволюция начинается заново. Коза едет верхом на Годзилле – вряд ли кто-то еще сможет ее обуздать. Тощая дикарка смеется, как валькирия, волосы развевает ветер. Дети сидят на плечах чудища. Годзилла шагает, сотрясая землю, поливает руины Кремля голубыми лучами из разинутой пасти, танки и солдатики с оружием разлетаются в разные стороны. Олег издевается над крахом диктатуры, задумывая свою собственную. Хорошо поставленный голос разносится по округе. Я планирую свергнуть его за миг до того, как он решит стать очередным тираном. Мы никогда не сдаемся. Головы катятся на танцпол.

Август 2011 – июнь 2012