Кодекс бесчестия. Неженский роман

– Давайте, я все же проверю… – Красовская пыталась еще что-то сказать, но когда Александров начинал распекать, остановить его было невозможно. Говорил он в таких случаях долго, накручивая себя и подавляя собеседника. Делал редкие паузы, смотрел в компьютер, переводя дух, но едва жертва произносила полфразы, снова начинал свой монолог, распаляясь все больше и больше. Красовская сидела, глядя на него преданными глазами, зная, что должна молчать.

– Что молчишь? – Александров, весь красный, взглянул на нее.

– Мы завтра же сделаем отметку в реестре об обременении. Это все, что я сейчас могу сказать. Не знаю, как это получилось.

– Отметку ты не сделаешь, потому что акции уже проданы Скляру, которому ты же открывала кредитную линию… И не ври, что забыла! Когда Скляру кредит открывала, где прописано целевое использование, в том числе покупка Листвянского, что ж не вспомнила?

Александров пошел на новый виток монолога:

– Я тебя, бля…. уволил бы на хер, чтобы ты сюда дорогу забыла. Но ты у меня сначала этот кредит вернешь. Будешь землю есть, это твой косяк… Нет, если хочешь, можешь сразу писать заявление. Вот бумага, пиши! Пиши! Не хочешь? Не думай только, что я покричу, потом успокоюсь и спишу на убытки. Занесли тебе, Оля! Я семь лет не верил, когда мне со всех сторон нашептывали…

Выгнав Красовскую, Александров долго не мог успокоиться. Эту сучку он теперь, конечно, выгонит. Но сорок лимонов на убытки списывать, когда сделка с Mediobanca на носу? К нему стал сочиться ручеек сотрудников, истомившихся за долгие часы обеда у Скляра и разговора с Красовской. График полетел.

– Не, Коль, я сначала разгребу, через часик, ладно. Лучше, через два.

Он выслушивал начальника службы безопасности, потом рекламщика, потом еще кого-то. Включился только, когда третий клиентский департамент сообщил, что кредит Ступянскому уходит в просрочку.

– А вы с Бугровым ему еще и второй собирались за моей спиной выдать. Что делать собираешься?

– Провел на проекте совещание. У них продажи идут, просто не так быстро, как рассчитывали. Просят растянуть кредит.

– Понятно. Лонгированные кредиты убытков не несут. Если их продлевать бесконечно. На сколько просят продлить?

– На год. Чтобы поквартально нам платить по двести вместо трехсот пятидесяти, как сейчас.

«Не так трагично, как я думал, может, и без дополнительных резервов обойдемся», – Александров выгнал клиентщика и закричал по селектору:

– Коля! Я свободен!

Коля тут же просочился через комнату отдыха и первое, что он произнес, было:

– Костя, давай махнем, день такой тяжелый был.

– Давай. Я у Платона часа три обедал… Это по холдингу… Потом, как добрый князь, с нашими головотяпами разбирался. А у тебя что?

– Да я сегодня на экономическом совещании по банковской политике от премьера оплеух огреб…

В девять Александров отпустил секретарей. В приемной уселся охранник, притушив свет. Банк опустел. В гараже оставались только две машины – Александрова и Трофимова. Они все сидели, проговаривая и заново проживая уходящий день, обсуждая премьера, Mediobanca, Жмужкина, Красовскую, Чернявина. И еще многое, многое другое.

Глава 12.

Лида не помнила, как прошел день. Услышала только, что распахнулись ворота и во двор вкатил «лэндкрузер» мужа. Боже, уже восьмой час! Она что – весь день провела в своих мыслях? Даже холодец не поставила.

– Чего застыла? Дай выпить и холодца. И хрена побольше.

– Юра, я не успела холодец, он же полдня должен…

– Ни хера не делаешь, муж пришел, накормить не можешь! Что есть? – Муж открыл холодильник.

– Юра, пойди разденься, вымойся. Может, в бассейн сходишь? Я быстро. Через пятнадцать минут все будет готово.

– Какой, к черту, бассейн? Я жрать хочу. Где девочки?

– Так сегодня среда, они у бабушки ночуют.

Чернявин достал из буфета бутылку виски, плеснул в стакан. Лида спешно накрывала на стол, ставила закуски – ветчину, квашеную капусту, мисочку с икрой, соленые огурцы, копченую колбасу, лихорадочно думая, чем же еще накормить мужа.

– А борщ? Борщ будешь?

– Ну, если больше в доме ничего нет… А на второе пельмени. Пельмени хоть есть?

– Да, вечер не обещает покоя, – вдруг помимо воли вырвалось у Лиды.

Она от страха прикрыла рот рукой, но тут… муж влепил ей пощечину!

– Покоя захотела, сука, – прошипел Чернявин.