Кодекс бесчестия. Неженский роман

– Константин Алексеевич, вы ж меня не просто так на госслужбу отправляете. Ведь понятно, для чего. Это, считай, подъемные, что ли… Полежат у меня на оффшоре, я их покручу годика два, а лучше три… ну и тут чего-то подкопится тем временем, – Чернявин помимо своей воли скорчил гримасу, как будто подмигивая Александрову. – А я сейчас вам личную гарантию, чтоб вам резервы не создавать… Это для аудиторов. А так – ну по понятиям-то, ведь мы ж теперь одна команда.

– Юрий Сергеевич, кредит мы взыскиваем, а вам я смогу, думаю, через какое-то время предложить достойную должность. На офшоре крутить будете, что от Скляра за комбинат получили.

– И жить на зарплату?

– Так, всё, – Александров хлопнул рукой по столу. – Кредит назад, про место в министерстве я поговорю. Но не думайте, что мы пустим вас в свободное плавание. Мы со Скляром вам своими людьми поможем.

Александров подумал, что неплохо было бы избавиться от пары собственных менеджеров, но так… отпустив их не очень далеко, и чтоб помогали. И за этим психом приглядывали.

– Какой у меня выход, – сквозь зубы ответил Чернявин. – Вынужден согласиться, раз уж так…

Сейчас он сидел на кухне, снова прокручивая в голове этот разговор. Потом схватился за телефон.

– Дим, да, я… Завтра встретиться надо! Что значит «день забит». У меня тоже забит. Подъедь, давай, в «Ла Маре», потолкуем.

Плеснув виски в стакан, Чернявин выпил, почувствовал, что наконец начинает отпускать. Кредит Александров долго с него будет взыскивать.

Лида лежала в кровати уже без слез, уставившись в стену. «Третий год хочу обои переклеить… Ни сил, ни настроения… За окном стемнело, уже десятый час, наверное. Что с ним происходит? Странный разговор насчет Австрии, заявлениие, что с Александровым будет работать, а сейчас эта злоба! Он снова попал в переплет. Врагов у него немало, с его-то характером». Лиде хотелось думать совсем о другом. Она прикрыла глаза…

Мамина дача. Любимое место. Жаль, что теперь некогда туда ездить. Скрипучие крашеные полы, застекленная веранда, воду надо было таскать из колодца. Вокруг дома – заросли сирени, которая ранним летом тревожно стучится в стекла полуоткрытых окон. Лида плавает в этом запахе, сидит на веранде, зарывшись в конспекты. Сессия, экзамен… да, точно, по философии. Костя приехал, не предупредив, с шампанским, с ранней клубникой и огромным тортом.

Она лежала в постели, обессилев от его ласк, а он кормил ее клубникой. Потом пошел сам делать омлет. Они сидели на террасе, ели омлет, к запаху сирени добавился тонкий, нежный такой запах укропа, по крыше стучали крупные капли июньского, еще холодного дождя. Дождь все шел и шел, они снова залезли под одеяло. К вечеру, когда в окна ворвался внезапно потеплевший пряный воздух, сделали над собой усилие, стали одеваться. Лида нашла папины сапоги для Кости. Мокрые песчано-гравиевые дорожки, редкие, сочные капли с веток, запах хвои.

– Кажется, что грибами пахнет, – сказала она, чтобы не говорить о нежности, разлившейся по телу, еще не остывшему от любви, от невозможного счастья. Так хорошо не будет уже больше никогда. Щемящее чувство хрупкости их любви отступало только тогда, когда Костя ее обнимал.

В кухне уже который раз хлопнула дверца холодильника. «Нет, не пойду… не могу видеть», – мелькнула мысль, и тут раздался шепот Кости: «Лида…» Она резко села на постели. Знала, что показалось, но голос был таким реальным, что невольно она стала озираться. «Лида…» – прозвучало снова. «Глюки… так можно и с ума сойти, уже голоса слышатся». Лида с трудом поднялась, прошла в ванную и встала под душ. Долго стояла под горячими струями. Намазала себя кремами, вернулась в спальню, надела ночную рубашку, свернулась калачиком под одеялом. Закрыла глаза и стала снова думать о Косте, почти счастливая.

Глава 13. Сделки-проделки

В «Ла Маре» было многолюдно. Заяц причесывался перед зеркалом, послав метрдотеля на второй этаж проверить, готов ли его обычный стол – у перильцев, откуда удобнее обозревать окружающую действительность. Завсегдатаями ресторана были именно лесники – может, потому что хозяин ресторана занимался еще и экспортом леса. Тут терли терки лесозаготовщики, владельцы фанерных и картонных заводов, бумажных и целлюлозных комбинатов, производители стройматериалов и мебели, постоянно снующие в Москву решать вопросы. Чернявин заметил крупнейшего лесоперерабатывающего магната из Хабаровска. «Надо же, Староверов пожаловал. А мне не позвонил… Небось все уже прослышали, что комбинат тю-тю. Небось списал меня со счета».