– Не понимаю, при чем тут библиотекарь и зачем ты меня унижаешь. Не знаю, зачем ей исторический, и не уверена, что она сама знает. Она – то об историческом говорит, то о Финансовой академии. Я думаю… Ты выслушай, не вскидывайся, пожалуйста…Ей неплохо бы за границей поучиться. Язык подтянуть, разобраться, что именно ее привлекает.
– Язык? В Англию ее хочешь отправить, в этот разврат?
– Юра, это ты сгоряча. В Англию было бы неплохо. Ты подумай, я не настаиваю, только не затягивай. Конечно, если мы можем себе позволить ее обучение…
– Мы себе все можем позволить. В Англию Машу одну отправить? В семнадцать лет? Ты мать, или тебе ребенка лишь бы с рук сбыть, а то у тебя времени книжки читать не хватает?
Лида перестала слушать. С тех пор как он снова распустил руки, ей стало все равно. Свою судьбу уже не исправить. Но дочерям нужно строить жизнь. Будь ее воля, она бы и Танечку отправила в закрытую школу в ту же Англию. Почему в Англию? Бог его знает. А куда еще? Английский есть английский, и все, кто детей в Англию отправил, рады. Ну нет у Маши таланта к музыке, да и любви к инструменту нет. Из-под палки, только по воле отца долбит и долбит… Шуберт, Шопен, даже Лист. Но ведь из-под палки. А вот сочинениями ее по литературе зачитаться можно. И английский у нее идет, и по математике она первая в классе.
– …Десять лет псу под хвост! В Англию вздумала отправить… – Лида очнулась, когда муж уже перешел на крик. – Ты всю жизнь за моей спиной бездельничаешь, с девчонками против меня козни строишь! Если бы не я, они вообще недорослями бы выросли.
– Ты хоть знаешь, что такое «недоросль»? – вырвалось у Лиды.
– Ах ты, дрянь! Я для тебя неуч! Чё ж замуж за меня выходила? Потому что за мной деньги стояли? Пользовалась мною всю жизнь? А теперь дочь подстрекаешь, чтобы и она мной пользовалась? Я буду оплачивать ее учебы в Англии, а она там одна, без пригляда, блядовать начнет?
– Не смей так говорить о нашей… о Маше! – Лида сорвалась на крик.
И тут муж влепил ей пощечину. Лида едва удержалась на стуле. В голове зазвенело, она смотрела на Чернявина пустыми от бессилия глазами. Из носа полила кровь.
– Ах, кровь носом пошла! Давай-давай! Ты еще обморок изобрази, гимназистка румяная!
Лида вскочила с места, рванула было к лестнице, остановилась…
– Ты… ты… Я тебе не площадная девка, чтобы так со мной разговаривать.
– Я говорил и буду говорить с тобой, как считаю нужным! – Чернявин схватил ее за плечо. – Поняла, дрянь?
– Пусти! – Лида захлебывалась рыданиями.
– Я с работы прихожу! Мне все нервы за день на кулак намотали. Сидишь, мля, дома, ни хрена… Дочерей только против отца настраиваешь!
Лида убежала наверх, в спальню. Чернявин сновал из гостиной в кухню и обратно. Поднялся по лестнице, вошел в комнату старшей дочери. Маша сидела за столом, склонившись над тетрадями.
– Маш, как в школе дела?
– Нормально, папа, спасибо.
Он присел на стул рядом с дочерью.
– Пап, ты что? Мне надо конспекты по истории дописать.
– Маша, не нравится мне, что ты в последнее время мало сидишь за роялем.
Дочь склонилась над тетрадями еще ниже.
– Пап, я днем играла, пока ты на работе был. Чтоб тебе вечером не мешать.
– Запомни, дочь, отцу ты никогда не помешаешь. А что это мать мне сегодня говорила, что ты в консерваторию вроде не особо поступать хочешь?
– Если честно, совсем не хочу.
– Как это? Столько лет занималась! А что хочешь?
– Хочу что-нибудь про экономику, финансы. Или историю учить. В Финансовую академию можно. Пап, ты подумаешь, может? Если б ты мне взял репетиторов, я бы все лето историей и математикой занималась.
– В выходные поговорим на эту тему, а сейчас – марш за рояль.
– Поздно, какой рояль! Завтра контрольная по истории, я сегодня четыре часа за роялем…
– Значит, завтра пять отсидишь. Ладно, готовься. Только не нужна твоя история никому.
– Можно подумать, кому-то моя музыка нужна, – буркнула дочь, закрывшись от отца книгой.
«Распустила дочерей, – бесился Чернявин, спускаясь по лестнице. – Пока у меня был бизнес и я был свободный человек, хоть какое-то время было за ними приглядывать. А теперь вкалываю, как собака, до ночи, без моего глаза все распоясались».
Мысли перескочили, он вспомнил, как здорово сегодня с мужиками на работе развели директора Петрозаводского ЛПЗ – по понятиям, без слов, одним выразительным взглядом. Мужики ему согласие на налоговые льготы, а Чернявин это дело в Минфине перекроет, пусть второй разок занесет. По Самбальскому он задание уже, считай, выполнил. Заключение о нарушениях приватизации ему сильное сделают. А дальше уж пусть Склярушка сам-сам-сам.
На душе потеплело от мысли, что он так быстро стал своим на новой службе… Еще с полгодика покрутиться, правильных людей поприваживать – и такую власть под себя подгребет… Очнутся – а уж поздно будет… С комбината-то ему и так капает…А как иначе? К кому им идти придется, когда хвост прищемят?..