Кодекс Снеговика

«Мляу», – она мысленно выругалась страшным кошачьим ругательством, которое, если его перевести в нескольких словах, означало: «Да подавиться тебе своим хвостом». Это было универсальное ругательство всех кошек мира, поэтому Снеговика оно нисколько не покоробило – он его слышал уже не первый раз. Кошки и сами мало придавали внимания смысловому значению этого ругательства и часто использовали его лишь для связки слов…

– Поговорим после, – сказала Мяукала и гордо пошагала в противоположном направлении.

Ночью, когда заснули все обитатели поселка, Снеговик стал слушать деревья. Он не понимал их языка, но отчетливо слышал их голоса – они были похожи на редкие и протяжные вздохи. По сути, нельзя было утверждать, что эти вздохи являются продуктом интеллекта. Возможно, они – лишь акустический фон жизнедеятельности сложного органического существа, каким являлись деревья. Например, такой шум могли издавать медленные подвижки древесного сока под действием перепадов атмосферного давления или температуры. Однако Снеговику почему-то верилось, что деревья не просто органические существа, но существа разумные. Во всяком случае, Кодекс не отрицал такой возможности. Один из тезисов Кодекса говорил: «Единственное существо на земле, которое не мыслит – это рыба». Это утверждение не было твердым доказательством разумности деревьев, но оно и не опровергало его.

Многие годы Снеговик пытался расшифровать эти вздохи, тратил на это излишки своей энергии, но до сих пор так и не смог этого сделать. Возможно деревья оживали летом, но летом Снеговик не мог их видеть, потому что пребывал в нулевой бесконечности.

«Звезды – это оптический мираж, возникающий из-за искажений пространства в условиях нулевой бесконечности».

Кодекс Снеговика.

Двадцать шестое декабря. Пятница.

Обитатели поселка – и люди и животные – ждали выходных с разными чувствами. Кто-то предвкушал приятных впечатлений, а кто-то, наоборот, не любил эти дни.

Больше других не любил выходные Алексей. Аборигены вероломно нарушали его спокойствие и единоначалие. Они бесконечным потоком шли в Штаб и девяносто девять процентов из них шли с жалобами и угрозами. Аборигены требовали незамедлительно заменить, отремонтировать, заколотить, а у Алексея в распоряжении было только пять таджиков, да и тем не хватало квалификации.

– Вы же сами голосовали за сокращение штата работников, – оправдывался он. – У меня лишних людей нет. Придется подождать.

Но ждать никто не хотел, поэтому Алексею приходилось выслушивать не совсем приятные слова, а отвечать на них соответствующим образом он не мог, так как Тарас Александрович строго-настрого наказал ему – абориген всегда прав…

Охранникам в выходные тоже приходилось не сладко. Начиная со второй половины пятницы, они вынуждены были то и дело выскакивать из вагончика на улицу, чтобы открывать ворота для въезжающих автомобилей. В субботу и воскресение тоже было трудно: аборигены часто выезжали из поселка в ближайший магазин, поэтому спокойно посидеть и посмотреть телевизор или поиграть в карты не получалось даже полчаса. Да и Алексей с наступлением выходных проявлял чрезмерную ретивость. Он тем самым хотел показать аборигенам, что не зря получает свою зарплату.

Зато таджикам выходные были в радость. И хотя работать приходилось больше, чем в будни, но зато жизнь их наполнялась в эти дни новыми красками. Гонимые миграционными законами, они не смели высунуть носа за пределы Барханов, и пять дней недели фактически варились в собственном соку. Только в выходные аборигены, словно свежий ветер, приносили шум и веселье внешнего мира. Среди них были женщины и дети, и таджики находили удовольствие хотя бы поглядеть на этих милых существ человеческого рода, вспомнить о своих родных женщинах и детях, сладко взгрустнуть о родине и отметить на календаре, что до долгожданного отпуска осталось неделей меньше…

Таджиков в Барханах осталось только пятеро. Раньше их здесь было больше десяти, да еще вместе с ними несколько украинцев, молдаван и костромчан. Экономический кризис и желание аборигенов сократить до минимума управленческие расходы привели к полному истощению поселковой рабочей силы. Сначала избавились от дорогих костромчан, потом – от украинцев и молдаван. Остались только таджики, да и тех вдвое меньше, чем раньше…