Юлий Васильевич лишь мельком глянул на Снеговика и стал изучать поверхность детской площадки. Он изучал ее с внимательностью детектива, разве что лупы из кармана не достал. Снега в последние два дня не выпадало, поэтому на поверхности были следы, которые могли быть оставлены и вчера, и позавчера. Здесь в большом количестве были видны следы кошек, собак, а также следы птиц и каких-то мелких животных (возможно мышей). Юлий Васильевич встал на цыпочки и осмотрел запорошенную шляпу деревянного грибка. На ней тоже были многочисленные следы птичьих лапок. Сами по себе эти следы ничего не доказывали, но, во всяком случае, они говорили о том, что это место очень популярно среди животных. Нигде в поселке не было такой концентрации звериных следов.
Юлий Васильевич снова посмотрел на Снеговика – уже более внимательно, чем прежде. Снеговик улыбнулся ему своей невидимой улыбкой. Юлий Васильевич про себя отметил: «В наше время снежные бабы были посимпатичнее». На это Снеговик ему ответил:
– В ваше время и конфеты были слаще, и девушки скромнее.
Юлий Васильевич пошел восвояси.
«Что ж, возможно это к лучшему, – подумал Снеговик. – Любой человек, который заподозрит во мне существо одушевленное, может стать союзником. Хотя, при определенном стечении обстоятельств такой человек может быть и опасен».
В это время по дороге пробежал Байкал. Он не сказал ни слова и даже не посмотрел в сторону Снеговика.
«Обиделся, – понял тот. – Хорошо, что еще лапу возле меня не поднял».
Впрочем, он был уверен, что обида Байкала продолжится недолго. Он мог бы эту обиду прекратить прямо сейчас. Достаточно было крикнуть: «Байкал, давай поиграем!». Снеговик не сделал этого только потому, что не хотел, чтобы Байкал весь этот день снова провел на детской площадке. Он ждал Слышащего, а пес мог помешать их встрече.
Утро началось для Анюты, как и всякое субботнее утро на этой ненавистной даче, с требований играть на ненавистной скрипке.
– Мама, имей совесть, я еще не завтракала.
– Это ты имей совесть, нахалка. Пока не отыграешь полчаса, не отрываясь, никакого завтрака не получишь.
– Я на тебя в суд подам за издевательство над ребенком!
Катерина чуть не поперхнулась от такого заявления.
Буквально несколько дней назад они смотрели по телевизору передачу про то, как одна английская девочка засудила родного отца за то, что тот лишал ее ужина из-за плохих отметок в школе. Катерина во время этого репортажа исподтишка посмотрела на Анюту. Та слушала очень внимательно, хотя никогда не проявляла интереса к подобным передачам.
– В суд ты подашь? Ах ты, соплячка!
– И за оскорбления тоже подам, – невозмутимо продолжала Анюта.
– А ну иди на второй этаж и возьми в руки скрипку, – мама угрожающе приближалась. – А то я сейчас же напишу письмо Деду Морозу, и никакой суд тебе не поможет.
Анюта поджала губы. По крайней мере, до первого января у мамы был железный аргумент.
– Я есть хочу, – уже более примирительно сказал она.
– Пока ты будешь играть свои этюды, я приготовлю завтрак.
– А что ты приготовишь?
– Яичницу.
– Опять яичницу.
– Иди, играй, я сказала!
Тем временем Вадик строил во дворе обещанную дочери снежную горку. Для каркаса он взял оставленные строителями деревянные козлы, прибил к ним доски под уклоном, обшил по максимуму кусками фанеры, и теперь осталось сделать самое тяжелое – нужно было завалить всю эту конструкцию снегом. Он усердно махал лопатой, когда Анюта позвала его в открытое окно:
– Папа, иди кушать!
После завтрака Анюта попросилась сходить на детскую площадку.
– Поиграй на скрипке, а потом сходи, подыши воздухом, – согласилась Катерина.
– Мама! Я уже играла.
– Галина Владимировна говорила, что тебе надо играть минимум два часа в день.
– День только начался. Успею еще.
– Знаю я тебя. Если до обеда тебя не заставить, то потом и вовсе не дождешься.
– Дождешься.
– Не дерзи!
Вступился Вадим:
– Пусть погуляет, Кать, пока солнышко на улице. После обеда она поиграет полтора часа на скрипке, а потом мы пойдем кататься на лыжах. Так?
– Так, – охотно кивнула Анюта и благодарно улыбнулась папе.
– Делайте, что хотите, – Катерина попыталась изобразить из себя обиженную, хотя знала, что такая гримаса ей не поможет. И Вадим, и Анюта в последнее время на ее обиды почти никак не реагировали, тем более, если для такой обиды они не видели причин.
Анюта оделась и ушла с санками, Вадим снова занялся горкой, а Катерина, вздохнув, продолжила мелкое обустройство дома: примеряла купленные абажуры, красила подоконники на втором этаже, обмеривала спальню под будущую кровать, которую собиралась купить со следующей зарплаты. Катерина мечтала о просторной и массивной кровати с резными стойками и с полупрозрачным балдахином. Она уже присмотрела такой экземпляр в одном мебельном магазине. Правда, стоил этот экземпляр довольно дорого, но Катерина не экономила на том, что делало ее дом комфортнее и красивее…
Анюта подняла валявшийся на снегу посох и вставила его на прежнее место – между еловыми пальцами Снеговика.
– Благодарю вас, – услышала она голос папы.
Анюта вздрогнула и резко обернулась.