Вадим хорошо знал, что если не предпримет активных действий прямо сейчас и отложит их на потом, то идея так и не реализуется. Завтра она будет казаться ему не такой уж красивой и чересчур сложной, послезавтра невозможной, а запослезавтра уже будет поздно что-то предпринимать
Он выключил станок и спустился на первый этаж. Катерина в это время заканчивала готовить обед. Вадим, ничего не говоря, надел ватник, сапоги, шапку.
– Ты куда? За Анютой? – спросила Катерина.
– Да. Пойду, позову.
– Поторопись. Обед будет готов минут через пятнадцать.
Анюта уже на подходе к дому вдруг решила вернуться к Снеговику. У нее тоже возникла идея…
Она едва не столкнулась с Вадимом. Тот выскочил из дома и стремительным шагом пошел по дороге, ведущей к верхней части поселка, где находился барак таджиков. Он не заметил дочери.
Анюта не стала его окликать и побежала в противоположном направлении – к детской площадке.
Снеговик встретил ее молчанием. Он не решался пока заговорить с ней и выжидал, что она сама скажет.
– Я придумала, как зарядить тебя энергией, – сообщила Анюта.
– Неплохая мысль, – ответил Снеговик.
– Ты уже знаешь, что я задумала?
– Приблизительно.
– Значит, ты разрешаешь?
– Не возражаю.
– Тебе не будет больно?
– Я не чувствую боли, но только постарайся не разбить мою голову, иначе я поврежусь. Не сказать, чтобы смертельно, но последствия могут быть неприятные.
Анюта встала на цыпочки и бережно сняла верхний шар, стараясь не уронить ведерко и не задеть морковку. Она положила голову на снег рядом с туловищем Снеговика.
– Потерпи. После обеда я приведу папу. Он починит тебя и заодно погладит.
– Замечательно. Хороший предлог ты придумала.
Девочка вприпрыжку побежала к дому. Снеговику было радостно, что девочка сама справилась со своим горем, но ему было немного неуютно в новом своем положении.
Бывший чиновник Юлий Васильевич выскочил из дверей своего дома неодетый – на нем было домашнее трико и легкая вязаная жилетка, а ноги наспех вдеты в расшнурованные ботинки.
– Девочка! – он преградил дорогу Анюте. – Ты зачем это сделала?!
Он видел в окно, как Анюта зачем-то сняла голову снеговика и положила ее на землю. Бережность действий девочки говорила о том, что это не детский вандализм, но само действие не имело какого-то рационального объяснения.
Бывший чиновник, казалось, и сам потерял голову. Неодетый он бросился на улицу, чем всполошил свою жену, мирно смотревшую телевизор. Мария Федоровна не успела его остановить. Она с трудом поднялась из вязкого кресла, подошла к окну, держась за больную спину, и увидела, как ее старик грубо преградил дорогу соседской девочке и что-то выговаривал ей с гневным лицом.
– Что я сделала? – Анюта не сразу сообразила, из-за чего так рассердился этот несимпатичный ей старик.
– Ты зачем?… – он не находил слов и страшно потрясал руками. – Зачем ты оторвала ему голову?…
Теперь Анюта догадалась, о чем речь, и сразу перешла в наступление:
– А что вам не нравится? Это мой снеговик. Мы с папой его слепили.
– Но ведь это…, – он опять не мог найти нужного слова и впопыхах нашел только то слово, которое в данном случае не очень подходило, – это же хулиганство! Чему вас в школе учат!?
– Нас в школе учат, что каждый гражданин имеет право на личную собственность. Этот снеговик – моя личная собственность. Что хочу, то с ним и делаю. Он провинился, и я его наказала. Слепите себе своего снеговика и сами наказывайте его сколько хочете…
Анюта с гордым видом обогнула старика и пошла своей дорогой.
Бывший чиновник едва не задохнулся от возмущения. Его поразила не столько наглость ответа девочки, сколько железная аргументированность. В его время, дети не смели аргументировать. Они просто слушались…
Старик с трудом унял приступ гнева и проглотил обиду, загнал внутрь все те слова, которые ему хотелось сказать в эту минуту, и зашагал шаркающим шагом прочь от своего дома. Седые вихры жалко колыхались на легком ветру, шнурки волочились за ботинками.
«Опозорить всех нас решил», – Мария Федоровна накинула на плечи оренбургский платок и, с трудом преодолевая боль в пояснице, вышла на порог дома:
– Юля! – закричала она . – Ты куда? Оденься!
Старик даже не обернулся. Он подошел к Снеговику, взял его голову и водрузил ее на место. При этом у него было такое торжественное выражение лица, словно он держал в руке факел и поджигал олимпийский огонь.
– Извините, любезнейший, – попробовал протестовать Снеговик. – Я вас об этом разве просил?
– Вот так, вот так, – приговаривал Юлий Васильевич и хлопнул ладошкой по дну ведра, чтобы голова плотнее села на туловище. – А то ишь ты… Так каждый, что захочет, то и сделает… Дети же, дети… На скрипках они играют, а святого ничего нет… Ну да, время виновато… Эх, ты, время…