Кодекс целителя

Тэйт зло выругался. Я быстро вернулась обратно. Ждать пришлось недолго, целитель вышел первый. Белоснежная рубашка была вся в крови, как и руки и падающие на лоб пепельные пряди. Меня моментально затошнило, я сглотнула вязкую слюну и постаралась глубоко дышать. Дирин шёл сзади.

– Летт Тэйт, я сейчас Мэй провожу и всё ж таки пригоню везиль. Ну куда вам в таком виде на улицу – народ пугать.

– Пригоняй, – равнодушно согласился целитель.

Он рухнул на стул, с которого я недавно поднялась, откинулся на спинку и прикрыл глаза. От вида крови на серой коже сердце защемило.

– Тэйт их спас? – первым делом спросила я, едва мы покинули дом.

– Почитай из Чертогов достал, мать уже не дышала, – Дирин осенил себя знаком Богини. – В таком хрупком теле – и такая сила!

– И такой запас ругательств.

– Мэй, – друг серьёзно взглянул на меня. – Летт Тэйт прячет за грубостью заботу о людях, которых исцеляет. Когда я зашёл за ним, он заканчивал приём, еле стоял на ногах, но думал только о том, успеет он помочь роженице или свалится раньше.

– А без сквернословия этого делать нельзя? – упрямо заметила я.

Дирин пожал плечами и замолчал. Довёл меня до дома Винара, придержал дверь. Сразу развернулся и опрометью бросился за везилем. Я прошла в отведённую мне комнату, умылась и села у окна с мемуарами, но смысл прочитанного ускользал. Перед глазами стояла кровь на белом шёлке, затем всплывала ухмылка имперца. Почему раньше я не задумывалась над тем, что за полгода в Орлисе не встретила ни одного огорийца? И в Кагаре, и в Сарене имперцев тоже не было – их бы я заметила в любой толпе, тем более среди рослых и светлых гидарцев. Значит, Гидар всерьёз задумался об имперской угрозе. Огория под боком – это не мирная Кирея. Всё равно что вместо старой беззубой шавки обнаружить в соседском дворе матёрого клыкастого волкодава.

Хорошо, что хоть кто-то учился на чужих ошибках и не доверял заключённым с империей договорам. Моя порабощённая родина стала предостережением всей Гидории.

***

Когда я дошла до Даорра, начало светать. Ливень стих, в воздухе повисла пелена мелкой водяной взвеси, нечто среднее между моросью и туманом. Дорога почти не просматривалась, я старалась идти строго по обочине, придерживаясь столбов линии связи. Быстрая ходьба помогла согреться, я понимала, что стоит остановиться – и мокрая одежда промёрзнет вмиг. Дорожный знак «Даорр» прибавил сил. Над знаком крепился фонарь – за толстым стеклом издевательски переливался гидарский огонь.

К первому же показавшемуся дому я бросилась опрометью. Отчаянно заколотила в массивную дверь. Внутри явно кто-то находился – я слышала осторожные шаги. Но на моё умоляющее: «Откройте, помогите!» они затихли, словно хозяин затаился от греха подальше. У второго дома ситуация повторилась с той единственной разницей, что дверь была с металлическими накладками, и я сбила костяшки пальцев в кровь. В третьем доме мне повезло. Открыл наспех одетый всклокоченный старик с косматыми бровями – напуганный донельзя.

– Э, милая, – махнул он рукой после того, как выслушал мои сбивчивые объяснения, – сейчас никто тебе не поможет. Вчера градоправитель объявил: всем сидеть по домам, носа не высовывать. Видишь, улица пустая, дураков нарушать запрет нет.

– Там моя тётя! Мёртвая! – я вновь начала плакать. – Её нельзя так бросить!

– Она мёртвая, ей уже всё равно, – выдохнул он. – Тебя могу впустить, заходи, погрейся. Обсохнешь, отдохнёшь.

– Нет, – замотала я головой, – нет, вы не понимаете…

– Чего тут не понимать, – рассердился старик. – Столичная богатая штучка, одета вон, словно с картинки. Привыкла, что всё исполняется по первому твоему требованию. Военное положение в городе, уяснила? Полежит твоя тётя, ничего ей не сделается.

Я ошеломлённо уставилась на него. Первый раз в жизни пришло осознание, что летта Мэйлин Луерр – всего лишь ничего не значащее имя. Без поддержки близких я обычная девушка, мне не помогут только потому, что я попросила. За этой мыслью последовала другая, куда более страшная: я теперь одна. Не путешествую ради развлечения, не поехала к знакомым в гости – мне некуда больше возвращаться, никто за меня не вступится, не защитит. У меня нет никого родного во всём огромном мире. Ни семьи, ни дома, ни друзей.

В результате я опять позорно разревелась. Старик крякнул, цапнул меня за локоть.

– Зайди ж ты в дом, промокла вся насквозь! Простынешь!

Вырвала руку из его цепких узловатых пальцев, развернулась и бросилась бежать. Даорр небольшой город, нужно найти здания правоохраны или градоправления. Не может быть, что меня не послушают! От моих ботинок с шумом разлетались брызги, эхо отражалось от стен мрачных домов. Плотно зашторенные окна, где-то даже закрытые ставни, ни огонька, ни движения. Город словно вымер. А вдруг так и есть? И здесь уже побывал гидарский огонь? Хотелось упасть прямо в лужу, завыть от отчаяния. Потом я вспоминала о тёте и стискивала руки. Ободранные костяшки саднили, несмотря на то что заледеневшие от холодного ветра пальцы потеряли чувствительность.