Кое-что об архимагах

Впрочем, через какое-то время пришло понимание, что прямые дороги в этой стране - выдумка и миф, а считать дни до цели - бесполезно по меньшей мере. Не шагали по этой земле легионы, не вытаптывали себе пути конные дружины, оставляя за собой просеки - оттого можно было долго идти вдоль извилистой речки до ближайшего брода, отчаявшись увидеть самый плохонький мост. Овраги не засеивали деревьями, скальные завалы не растаскивали подводами - направление просто огибало сложный участок, предлагая вязнуть в мягкой земле или ломать ноги по мелкой осыпи. Торговцы и мытари все-равно как-то добирались до населенных мест, оставляя глубокие колеи от телег - по их следам приходилось ориентироваться.

Оставалось верить, что Аркадии придется не легче - избалованной имперскими трактами, ей еще придется узнать, что иные дороги могут запросто закрыться до зимы и первых снегов, обратившись в непроходимое месиво. Филиппу и Кеошу везло - всего единожды после сильного дождя приходилось выкапывать застрявшую обувку из чавкающей земли. Да и какое-никакое поселение было рядом - отстираться и обогреться, вновь оплатив за ночлег работой. Серебро к тому времени закончилось, а что до золотых монет - им просто не было размена. Потому что на золотой можно было купить целый дом с подворьем.

Немного странно быть богатым по меркам окружающего мира, но не в силах ничего на это богатство купить - однако эта ситуация не исправилась и за следующие дни. Благо, уже попривыкли, да и основную часть работы смело сваливали на молчаливого и исполнительного зомби - угол дома там поправить, вскопать чего или перетаскать. Дел, за которые могли накормить и подарить одежду, на любом подворье было вдосталь - не жаловались.

Потом пришел черед первого крупного городка с полноценным рынком и менялами - от подручных которого пришлось сбегать. Не понравилось, видишь ли, ему золото - настолько, что решил он его себе оставить, а двух приезжих велел выкинуть взашей. Золото, понятно, оставлять ему не стали - но и убивать торгаша со слугами казалось перебором. Фил сохранил им жизнь в плату за мудрость - без связей и влиятельных свидетелей крупную монету лучше не светить. Кеош же добавил личные благодарности каждому - доской из-за угла по башке, срезав на сдачу кошельки. Так что серебро и медь они получили все равно.

Понятно, что ни о какой дружбе и братстве меж двух магов не было и речи - Фил сосуществовал рядом со старшим родичем, приглядываясь к нему куда внимательнее, чем к иным источникам проблем. Кеош, впрочем, занимался тем же. Оттого и трое пьяных битюгов, заявившихся бить Фила, никого не нашли. Да и Кеош куда-то делся, когда его с ножом в руках разыскивал разъяренный повар придорожного кабака... Слово там, слово тут - и люди сами делали выводы о виновнике своих бед - а Кеош и Филипп одинаково разводили руками на обвинения в свой адрес. Так, разминка перед столицей - под прежние разговоре об ангеле и общем деле.

Там, на горизонте, куда смотрел Филипп, пока старший родич возился с упокоением зомби, столица как раз и была. Пока невидимая взглядом, но ощущаемая иными чувствами. Иногда оттуда несло скверным запахом кожевенных мастерских, иногда тухлой рыбой с речных портов, но чаще ветер дул к воде, разгоняясь и подталкивая в спину. Пригород, традиционно смещенный за городские стены, был в половине дня пути -им еще предстояло вернуться обратно по дороге и войти через главные ворота Короны.

Там все решится, там будут ресурсы для замыслов и люди, чтобы поднять факелы и взять оружие в руки. Там определится, кто поведет толпу за собой - потому что вранье о яснокрылом вскроется рано или поздно.

Дорогу подгадали так, чтобы подойти к городу с рассветом и войти вместе с заночевавшими у стен торговцами - но представления о правильном городе в очередной раз их подвели.

Огромное поле перед крепостными стенами, заросшее хибарами и лачугами, словно сорняком, уже было Короной. То, что любой грамотный полководец приказал бы снести, дабы не стало строительным материалом для штурма и укрытием для врагов, жило своей жизнью - горело, отстраивалось, торговало, гремело мануфактурами и дралось за кусок хлеба. Где-то просматривались закрытые частоколом подворья - обширные, в десяток домов; местами возвышались хоромы из камня - без единого окна на первом этаже. Оружие на поясе - в порядке вещей, равно как группы женщин в сопровождении пары-тройки охранников. Кандальные мужики, оттирающие улицы под присмотром надзирателей, в которых узнавались скорее разбойники, а не городская стража. И над всем этим людским бульоном, уже частично заросшим плесенью - высокий шпиль каменной башни прямо посреди общего бардака. Даже не за стенами внутреннего города - который явно жил и охранялся, но до которого, казалось, никому не было дела.