— Я не вижу, — с отчаянием шепчет девушка, приходя в себя. — Смерть. Но когда, где… Все это может быть лишь отголосками будущего, а может моими собственными страхами — я ведь тоже человек и эта история на меня влияет… Недоказуемо.
Недоказуемо.
Слишком мало данных и слишком мало времени. Сколько оппозиция готовила то, что сейчас начинает вырываться наружу? Возможно, долгие годы. Мы же занимаемся этим несколько месяцев и имеем лишь разрозненные данные.
Папа Франциск произносит свою первую формулу на латыни, и начинается диалог понтифика с верующими: "ln nomine Patris, et Filii, et Spirilus Sancti — Amen — Рах vobis — Et cum spiritu tuo" — "Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа — Аминь — Мир с вами — И с духом твоим".
Он признает, что грешен. Верующие совершают акт покаяния.
Работа под Ватиканом продолжается.
Сотрудники даже смеются, обмениваются пончиками и кофе, а у меня кусок в горло не лезет
Внутри меня зарождается вибрация. Не та вибрация, что волнами расходится от многотысячной толпы. Совсем другое. Будто кто-то поместил под ребра маленький прибор, который начало сейчас потряхивать и взвинчивать, и вот он уже передает колебания сосудам, мышцам, связкам, наполняет мои пальцы электрическими разрядами, а сердце болью; сжимает желудок и отдается стуком в висках.
Максим обеспокоено смотрит на меня. Его эмоции расплескиваются по пространству. Он уже слишком хорошо на меня настроен, и пусть сам не чувствует того, что понимаю я, но он чувствует меня. Растирает мне плечи, приносит одеяло, а потом просто обнимает.
Но это не помогает.
Куратор, что крутится здесь поблизости, обеспокоен не меньше. Он постоянно переговаривается с магическими патрулями — там лучшие из следователей, они почувствует, если где будет твориться преступление — но раз за разом слышит в рациях "Чисто". "Чисто". "У нас все в порядке"
"У нас не в порядке!" хочу закричать, но молчу. У меня нет ни направления, ни расстояния. Ничего.
Звучит проповедь понтифика. "Рождество — это праздник, который превращает силу страха в силу любви", — подчеркивает глава Католической церкви.
"Просим Тебя, Господи — Господи, выслушай нас".
Наша команда сортирует, спорит, раскладывает, скрепляет отдельные детали механизма.
Я сижу в углу и стараюсь изо всех сил понять, что происходит.
В нос неожиданно врывается запах крови; я ощущаю во рту привкус железа. Вскидываюсь. Нет, не здесь. Я не понимаю что и где, но не здесь. Но запах, нарастающая боль хотя бы задают мне направление.
Встаю с места и бегу по слабо освещенным коридорам. За мной, не задавая вопросов, из комнаты выбегают Максим и куратор.
Меня пронзает сильная боль.
Почему я так чувствительная к происходящему? Потому что полностью погрузилась в это дело? Такого не было никогда…
Не время для вопросов.
Мы выскакиваем из неприметного входа в стене Ватикана; улицы полны людей, так и не вместившихся на площадь. Пробираемся сквозь них и бежим по более свободным переулкам, огибая жилые дома и музеи.
"Orate, fratres, ut meum ас vestrum sacrificium acceptabile fiat apud Deum Patrem omnipotentem" — "Молитесь, братья, чтоб моя и ваша жертва стала угодной Богу Отцу всемогущему".
"Пусть Господь примет жертву из твоих рук, на честь и славу своего Имени, а также для блага нашего и всей его святой Церкви".
Боль буквально раздирает меня изнутри. Именно боль ведет меня — я бегу туда, где она с каждым метром становится все сильнее, все тягостней.
"Отче наш" — поет хор и диакон объявляет "Передайте друг другу знак мира".
Священнослужители и верующие пожимают руки со словами "Мир", и легко обнимают друг друга. Волна всеобщего ликования заглушает на мгновение боль, но та тут же разгорается с новой силой.
Мы пробираемся к реке, стараясь избегать широких улиц, полных гуляющей публики.
Дыхание перехватывает, а в глазах темнеет. Я чувствую, как внутренний огонь распространяется по венам, готовый снести все преграды, разорвать в клочья не только мои мысли и чувства, но и мою кожу. Меня распирает, как воздушный шарик; кажется, если поднести ко мне иголку, я лопну.
Зато я понимаю, что нам нужно — оплот защитников и инквизиции, место, где веками копилась боль и прах, место, которое в то же время дало возможность жить тысячам укрывавшимся за его стенами.
Замок Святого Ангела.
"Господи, я не достоин, чтоб Ты пришел ко мне, но скажи лишь слово и исцелится душа моя".
Я слышу короткие приказы по рации, вижу, как к нам на подмогу устремляются еще маги, продолжаю бежать, теперь уже вдоль стен, прикрывающий от города небольшой парк и сам замок.
Ворота замка уже торопливо открывают.
Верующие причащаются под аккомпанемент хора, исполняющего псаломы.
"Радуйся, истинное Тело".
Мы пробегаем через небольшой дворик и попадаем наконец внутрь. Меня тянет наверх и вот уже мы мчимся по крытым галереям, закругленным коридорам, проскакиваем через небольшие помещения, где визжит периодически сигнализация, которую не успели отключить.
"lte, missa est — Deo gratias'' — "Идите, жертва совершена — Благодарность Богу", — звучит голос Папы.