Коэффициент магии

— Ничуть. Ведь мы попробуем делать то, что никто никогда не делал в Комитете.

— И что же?

— Стать преступниками.

Город в канун Рождества лихорадило.

Закрылись музеи и госучреждения, фирмы и кафе, мелкие лавочки и бары. Люди гуляли по улицам, пьяные от вина и ощущения праздника, обменивались звонкими поцелуями, рассматривали рождественские презепе — сценки, посвященные рождению Христа в хлеву. Их в обилии выставляли на площадях, в витринах и постаментах; играли на сколоченных сценах, и, пусть сюжет не был нов, публика неизменно смотрела представление от начала до конца. Работали только церкви — ни в один другой день года они не пользовались такой популярностью.

Собор Святого Петра, по площади которого проходила незримая граница между двумя государствами, — Италией и Ватиканом — открывался в половину восьмого вечера, для рождественской мессы.

Здесь было пока довольно тихо.

А вот в бесконечных коридорах, задних постройках и подземных помещениях кипела работа.

Мы, практически, не спали с прошлого вечера, когда вернулись в отделение вместе с Винчи. В самой большой комнате установили огромную площадку, проекторы, компьютеры, несколько диванов — на них все по очереди и дремали — коробки и ящики, полные порой весьма ценных вещей и механизмом, на ценность которых никто не обращал внимания; фотографий и маленьких фигурок, напоминающих всех участников действия. Мы спорили, обсуждали, выдвигали предположения, реконструировали в лицах и куклах множество событий, произошедших за последний год, соединяли несоединимое, ругались, швырялись мелкими предметами от переизбытка чувств, а потом снова и снова пробовали построить то же самое, что собирались построить наши враги.

Да, не понимая окончательно цели и что мы делаем.

Не зная назначения.

Основываясь на собственных дарах и магической интуиции.

Семеро лучших — точнее, самых подходящих — постоянных и временных члена Комитета, при помощи психологов, создавших и меняющих на ходу психологические портреты тех, за кем мы пока не могли угнаться, мыслили как преступники. Заставляли себя хотеть того же, что и они. Любыми средствами. Некоторые части уже исправно работали; некоторые моменты были нам понятны — вроде использования амулетов и талисманов семи планет, старинных календарей, механизмов, усиливающих магическую силу. Сейчас шла самая важная работа, и счет был на недели, возможно, на дни; мы приближались к чему-то грандиозному.

Но были все еще далеко.

Слишком далеко. Огромное пространство напоминало мне не работающий механизм, а захламленную кладовку, полную суетящихся людей.

Я вдруг почувствовала, что мы не успеваем.

Для паники и неприятного зуда вроде бы не было никаких причин. Комитет, правительство Ватикана и Италии держало, казалось бы, все под контролем. Магические сети, рамки, охрана. Но события все ускорялись и спирали времени, о которых мы так много говорили с Арсенским, начинали сжиматься с тем, чтобы перевести нас на другой уровень. Гнетущее ощущение становилось тем сильнее, чем выше был настрой взбудораженного ожидания чуда снаружи.

Половина восьмого. Базилику Святого Петра открыли для купивших билеты, а площадь перед ней все больше наполнялась людьми, которые огибали вертеп и рождественскую ель и пристраивались поближе к собору, никогда не вмещающему всех желающих.

Я краем глаза следила за происходящим по мониторам, подключенным к камерам на площади. Но и без этого чувствовала людскую массу, бывшую, конечно, не у нас над головой, но в непосредственной близости. Каменные стены и сводчатые потолки Комитета сами по себе накопители энергии — христианские архитекторы знали, что делали — и тем сильнее воспринимался контраст, между той темнотой, которую я чувствую и тем, что происходит снаружи.

Месса начинается точно по расписанию, в девять тридцать вечера. Автор либретто, церемониймейстер Святого Престола монсеньор Гвидо Марини, незримо дирижирует всем процессом.

Сотрудники Комитета, кажется, не обращают особого внимания на происходящее. Только Кайла время от времени застывает, смотрит невидящим взглядом в стену, передергивается и возвращается к работе.

В базилике заканчивают вступительные ритуалы. Певчий зачитывает "Календу" на латыни и хор поет "Господь сказал мне: ты мой Сын, я создал тебя сегодня".

В ушах начинает звенеть.

Я сжимаюсь и Максим с удивлением поворачивается ко мне.

— Что такое?

— Не знаю. В том то и дело, что не знаю. Надеюсь, это просто связано с общим напряжением. Если бы я могла выделить хоть что-то более понятное из собственных эмоций, я бы сделала это, но так…Просто не знаю. Вся полиция города и члены Комитета, созванные со всей Европы, на постах. Патрулируют улицы и не только улицы, слушают, вынюхивают: малейший всплеск агрессии или магии будет ими замечен. Охрана папы усилена в несколько раз, хоть сомнительно, что кто-то из Святого престола станет мишенью; терактов тоже не будет, это аналитики предсказывают точно. Пока ни единого тревожного звонка, кроме как у меня в голове…

Я резко замолкаю и подхожу к застывшей с расширенными глазами Кайле:

— Когда?