Коэффициент поцелуя

– Мне правда нравится. – Но она съела бы все, даже если бы это было отвратительно. Мама Майкла, похоже, гордилась ею, все подозрения были сняты. И еда не была отравлена. По крайней мере, не на глазах у Стеллы.

Майкл коротко поцеловал ее в губы, но тут же отпрянул, закашлявшись и засмеявшись.

– Этот запах.

Она сунула в рот очередную ложку, глядя на него и движением предплечья откидывая волосы с лица.

– Дай-ка я уберу твои волосы. – Он снял резинку с запястья и собрал волосы девушки в конский хвост.

– Спасибо.

Он с улыбкой ущипнул ее за подбородок. Судя по взгляду, он поцеловал бы ее, если бы вся семья не смотрела… и если бы от Стеллы не пахло креветочным соусом и трупами.

– Хватит раздевать ее глазами, это отвратительно, – сказала Софи.

– Вот именно, – подхватила Мэдди.

– И с каких это пор ты держишь наготове резинки для волос? Щелкаешь себя по запястью? – добавила Джейни.

Майкл только пожал плечами и улыбнулся. Затем обнял Стеллу и поцеловал ее в висок.

В таком тумане и прошел весь ужин, сестры Майкла то переругивались, то поддразнивали друг друга. Его мама то и дело вмешивалась, пресекая споры или бросая на девушек испепеляющие взгляды, но у Стеллы было ощущение, будто эта женщина всем довольна. Когда все доели суп и заполнили пустоты в желудке очищенным от кожицы грейпфрутом, мама велела Джейни и Мэдди убрать со стола и помыть посуду.

Майкл взял Стеллу за руку и хотел уже везти ее домой, но мама помахала им из гостиной.

– Стелла, я хочу тебе кое-что показать.

Майкл застонал.

– Mẹ, нет, не сегодня.

– Что такое? – Стелла не могла устоять от любопытства.

– Может, в другой раз? – спросил Майкл.

– Он был таким милашкой, – сказала его мама.

– Детские фото? – Стелла едва не заплясала. – Майкл, я хочу посмотреть!

Она потащила его в гостиную к маме, и Майкл, ворча, поплелся следом. Та протянула Стелле толстый фотоальбом, и они все вместе уселись на диван, мать с сыном по обе стороны от девушки.

Стелла погладила пальцами бархатную обложку альбома. Мама хранила почти такой же альбом с ее фотографиями. С липкими страницами, покрытыми тонкими прозрачными пленками, которые нужно было отклеивать. На первой странице оказались зернистый снимок УЗИ и фотография сморщенного малыша, похожего на тысячелетнего старичка. Однако с каждой страницей малыш становился все симпатичней.

Там были фотографии Майкла на руках у бабушки, на других снимках он учился ходить, пытался поднять арбуз. На одной фотографии пухлый младенец Майкл был одет в костюмчик – его первый костюм? – и стоял между родителями. Женщина выглядела очень молодо: ужасно красивая версия его мамы была одета в традиционное вьетнамское платье с вышитыми спереди розовыми цветами. Мужчина, должно быть, был его отцом. Высокий блондин с кривой, как у Майкла, улыбкой.

– Вы были очень красивой, Mẹ, – сказала Стелла и провела пальцами по струящемуся платью. – Платье мне очень нравится.

– Я сохранила это aу dаi. Можешь взять его себе сегодня, если хочешь.

– Правда, можно?

– Мне оно уже не подходит, а сестрам Майкла такое неинтересно. Вот за украшения они бы передрались, но их уже не осталось. – Голос ее звучал приглушенно, а взгляд задержался на лице блондина. – Это папа Майкла. Красивый, а?

Майкл без слов перевернул страницу.

На смену пухлым щечкам пришли долговязые руки и ноги, которые постепенно сменялись мужской красотой. Он часто улыбался, был полон жизни и веселья. В альбоме были десятки фотографий Майкла и его сестер в окружении несметного количества полнокровных вьетнамских кузенов и кузин. Рядом с ними он казался неуместным из-за бледной кожи и неазиатских черт лица, хотя среди товарищей по школе он наверняка тоже выделялся в силу обратных причин. Каково это – быть везде чужим?

Может, это не особо отличалось от ее собственного опыта взросления.

Были здесь фотографии подростка Майкла, играющего в шахматы с отцом, на которых лицо его было сморщено от предельной сосредоточенности; фотографии Майкла, где он хмурился над научными проектами; Майкл, одетый в боевую экипировку для кэндо, в которой он выглядел маленьким задирой, а спереди на форме большими буквами значилась его фамилия: ЛАРСЕН.

Он быстро перевернул страницу и встревоженно покосился на Стеллу, но она не изменилась в лице, притворяясь, будто ничего не видела. Она не умела лгать, но знала, как притворяться, будто все нормально. Она притворялась так перед другими с самого детства.

Но ей ужасно не хотелось притворяться перед ним.

Неужели для него так важно, чтобы она не знала его настоящего имени? Как, по его мнению, она может воспользоваться этой информацией? Теперь она знала, что он ей не доверяет, и теплота, которую подарил этот вечер, стала испаряться. Неужели было глупо с ее стороны надеяться, что она сможет сделать его своим?