Коэффициент поцелуя

Сердце Майкла сбавило темп, руки перестали дрожать, и он принялся выводить подпись на выделенных квадратиках под путаницей официальных формулировок, страница за страницей.

Администраторша сложила листы вместе, налила воды в небольшой бумажный стаканчик и протянула ему.

– Вот, выпейте. Вид у вас неважный. А теперь идите и порадуйте новостями вашу маму. Она в той же смотровой, что и всегда.

Майкл не стал брать воду, он зашагал к смотровым, направляясь прямо ко второй с конца. Его мама лежала на столе для осмотра, из-под ее свитера тянулись провода для ЭКГ. Медсестра распечатала данные с прибора, сделала пометки в карте, и Майкл помог маме снять сенсоры с груди.

– Ну как, выглядит неплохо? – спросил он, садясь на стул.

– Скоро придет доктор и все вам скажет. – Медсестра улыбнулась, собрала бумаги и оборудование и вышла из смотровой.

– Наверняка хорошие новости. – Мама расправила сиреневый кашемировый свитер, в кои-то веки сочетающийся с ее белыми брюками. – Mẹ чувствует себя хорошо.

Майклу казалось, что для одного дня слишком много хороших новостей, но на щеках у мамы и правда играл румянец, а мешки под глазами были не такими большими.

– Ты еще поправилась? – спросил он.

– На три фунта.

Напряжение Майкла слегка поубавилось.

– Отлично.

– Перестань волноваться и доверься Mẹ.

В дверь постучали, и в кабинет вошла мамина врач, пышная фигуристая женщина с песочного цвета волосами до плеч. То, как она держалась, сразу успокаивало.

– Итак, хорошие новости. Знаю, Майкл, я снова вас шокировала. Вашей маме и правда лучше, – сказала она со смехом, и только потом переключила внимание на его мать. – Судя по последним исследованиям, состояние стабильное, и мы с вами будем продолжать их проводить. Дозировку препаратов оставим прежней, кровь на анализ ежемесячно. Разумеется, если почувствуете ухудшения, обращайтесь незамедлительно, но думаю, это маловероятно.

– Скажите моему сыну, что мне можно работать и побольше. Он и его сестры пытаются запереть меня дома.

Доктор Хеннинген посмотрела на него с понимающей улыбкой.

– Если ей хочется работать, не мешайте ей, Майкл. Деятельность полезна для здоровья, как физическая, так и умственная.

Майкл скрестил руки на груди.

– Может, ей лучше начать ходить на свидания, а не на работу?

– О, нет-нет-нет-нет-нет. Хватит с меня мужчин. – Эмоционально жестикулируя, мама покачала головой. – Хватит.

Врач приподняла брови, обдумывая сказанное.

– Он прав. Вы могли бы начать ходить на свидания, Анх. Развеялись бы.

Мама Майкла бросила на сына испепеляющий взгляд, и он не смог удержаться от смеха.

Вскоре после этого они вместе вышли из смотровой и подошли к стойке регистратуры. Джанель встретила их теплой улыбкой, но мама Майкла лишь рассеянно махнула ей.

– Она в шоке? – спросила Джанель.

Мама Майкла нахмурилась.

– Он хочет, чтобы я нашла себе кавалера. Это я-то. Мне почти шестьдесят.

Джанель кивнула с важным видом.

– Истинной любви возраст не помеха.

– Ха. Я просто хочу работать. Деньги лучше мужчин. Хочу сумочку от «Hermиs».

– Что ж, возможно, теперь вы сможете себе это позволить, – сказала Джанель с широкой улыбкой.

Майкл поспешно отвел маму подальше, пока администраторша не принялась объяснять, почему они могут себе это позволить. Когда они садились в машину и выезжали с подземной парковки на залитую солнцем улицу, Майкл мечтал о том, чтобы можно было рассказать маме о программе, но тогда пришлось бы признаться во лжи о ее великолепной несуществующей медицинской страховке и о том, как он все это время оплачивал счета.

Одна только Стелла могла бы разделить с ним радость, но ее больше не было в его жизни. Нет, придется радоваться в одиночку.

Стелла закрыла лицо ладонями и методично перебирала в уме все свои недостатки, связанные с расстройством: чувствительность к звукам, запахам и текстурам, необходимость в последовательном повторении действий, неловкость в социальных ситуациях, склонность к одержимости.

За последнюю неделю она успешно поборола их все, кроме последних двух. Она не знала, как с ними справиться. Она могла слушать ужасную музыку за работой, брызгаться парфюмом, срезать кухонными ножницами французские швы на своей юбке, нарушать установленный ею же порядок действий, но не могла непринужденно общаться с людьми и не могла побороть одержимость, если любила.

Ее разум ходил по кругу снова и снова, пытаясь понять, как решить эту проблему. Стелла была не сильна в разговорах, но за долгие годы она добилась заметных улучшений. Если оставаться сосредоточенной и следить за словами, она может общаться с людьми, не заставляя их чувствовать себя некомфортно – в большинстве случаев. Оставалась одержимость.

Как люди не становятся одержимыми чем-то чудесным? Разве можно любить что-то в меру? Если уж быть реалисткой и не обманывать себя, то придется признать, что для нее это невозможно. Она не способна что-то делать вполсилы. Она уже пыталась с Майклом, и все закончилось жалкой неудачей. Значит ли это, что ей придется воздерживаться от того, что приносит ей удовольствие?