Рудольф проснулся от доносящихся сверху хрипов. Привычных, в какой-то мере, – приступы астмы у сына всегда случались внезапно, будто их провоцировал воздух. Взбежав по лестнице, Рудольф распахнул дверь в комнату ребенка и сразу же угодил лицом в черное облако. Не успев еще сообразить, что происходит, он прикрыл рот и нос ладонью и свободной рукой схватил бьющегося в судорогах сына. Искать ингалятор не было времени, но в ванной в аптечке лежал запасной.
Черное теперь было везде – лезло в открытые окна, вот вам и свежий воздух, блаженная прохлада после дневной жары…
До ванной шесть секунд… Но нет, не успел, осталось только бережно положить на пол труп и накрыть ему полотенцем лицо, чтобы не видеть этих ужасных выпученных глаз с прожилками лопнувших сосудов и распухшего языка, личинкой-переростком торчащего из открытого рта.
Бог вывалился из своего уютного непространства в центре Парижа. Ему очень хотелось полюбоваться Елисейскими полями, засыпанными пеплом. Было еще немало мест, на которые не помешало бы взглянуть, но он выбрал именно это. Ничего, впереди еще много концов света и много возможностей поэстетствовать, глядя на заваленные трупами площади, горящие дома и прочие приятности апокалипсиса.
Трупов, к слову, в это время суток было мало. Люди тихо умирали в своих постелях или прятались по ванным и кухням, обматывая лица мокрыми тряпками. Горели фонари и подсветки фасадов зданий, кружились в трехчетвертном ритме в воздухе хлопья пепла, падали с деревьев мертвые птицы – ночь была прекрасна настолько, что Бог и сам бы с удовольствием в такую умер. Но не судьба…
Он улыбнулся, поправил респиратор и, засунув руки поглубже в карманы потертой куртки, побрел в сторону площади Согласия.
Утром Рудольф рискнул выйти на улицу, чтобы узнать у кого-нибудь, что происходит. Положив в рюкзак три бутылки воды, надев респиратор и старые летные очки, он нырнул в плотное серое марево. У мусорных баков во дворе бесформенной грудой лежал мертвый бомж, красиво припорошенный пеплом. Медленно тлела, седея, трава на газонах, и в тяжелой тишине призрачные фигуры людей двигались сквозь дым.
Рудольф не мог больше оставаться дома наедине с трупом пятилетнего сына, но что влекло на улицу остальных, он не понимал – куда безопаснее было бы отсиживаться в зданиях, наглухо закрыв все окна и двери и включив кондиционеры.
Но глупость человеческая неизмерима. Небольшими группками брели дымные зомби в сторону ближайшей неотложки, надеясь, вероятно, получить волшебные пилюли, которые позволили бы им некоторое время вовсе не дышать.
– Я с трудом поборол желание спрятаться под кроватью, – глухо пробурчал респиратор справа.
Обернувшись, Рудольф увидел мальчика лет двенадцати в старой мотоциклетной куртке не по размеру.
– Что же тебе помешало? – поддержал беседу Рудольф, и его собственной голос шмелем прогудел в ушах, не имея возможности выбраться из-под маски.
– А у меня нет кровати, – пожал плечами мальчик. – Я же все равно никогда не сплю.
С приглушенным «пуф», словно матрацы, вокруг падали люди, вяло сучили ногами и умирали, похрипывая в респираторы. Перешагивая через тела, шел Бог следом за живыми, и Рудольф плелся за ним, не понимая, какой смысл вообще куда-то идти, если вот-вот разорвется нещадно саднящее горло, если умрет он, как сын, только никто не увидит за грязными стеклами очков его выпученных глаз.
– Иди, иди, – обернулся Бог. – Не знаю, куда мы придем, но там точно не будет хуже, чем здесь.
– Неужели весь мир?..
Мальчишка расхохотался, поглощенный фильтрами смех проквакал нелепо, и от этого звука вздрогнул Рудольф, как от выстрела.
Пуф – свалилась совсем рядом женщина. Покрытое коркой пепла лицо, защищенное лишь марлевой повязкой, повернулось в сторону Бога, и тот довольно сощурился.
– А у меня ночью сын умер, – сказал вдруг Рудольф. – У него была астма.
– Слабые всегда умирают первыми, – изрек Бог и легонько пнул лежащее поперек дороги тело.
В приемном покое не было не только медперсонала, но и мебели. Все, на чем можно было сидеть и лежать, растащили по палатам, чтобы разместить плюющихся черной слизью пострадавших. Остались только вентиляторы на потолке, их широкие лопасти простирались над головами потенциальных мертвецов ангельскими крыльями, но никто их не видел.
Воистину, неизмерима… Спасение прямо над вами, протяните руки, возьмите его, одно на всех, и пусть каждому достанется по кубосантиметру свежего воздуха.
Интермедия: четыре стены
Куда ни глянь – повсюду резиновые хоботы противогазов. Рудольф попытался протереть закопченные очки грязным рукавом, но мир вокруг не стал от этого менее мутным. Люди сидели на полу, расстелив одеяла и куртки. Если кто-то прислонялся к некогда белым стенам, в черноте оставались округлые очертания плеч и четкие росчерки складок одежды.
Все молчали, но тишине не было места в новом дымном мире. Казалось, сама вселенная сопела и кашляла сквозь забитые фильтры.