Послюнявив палец, Рудольф разглядел-таки сквозь грязь бледную кожу и несказанно обрадовался – вот что-то человеческое. Со всех сторон по-прежнему пялились очки и маски, и только мальчишка в мотоциклетной куртке осмелился снять респиратор. Спокойно обводил он взглядом черные стены и черных людей, а черный Рудольф украдкой выводил в слое сажи на полу слюнявым пальцем: «Сегодня я встретил Бога. Он маленький и тощий».
Акт I:. …ex machina
Бог давно зарекся помогать людям. Пусть он и создал их слабыми и глупыми, он верил в их способность находить выходы из сложных ситуаций. Несмотря на то, что опыт раз за разом показывал обратное. Сейчас разочарование Бога росло соразмерно апатии окружающих. Точно так же люди могли бы сидеть и ждать смерти в своих домах, но они почему-то решили, что в компании веселее. Только хрипы и «пуф», и никакого движения.
«Есть хорошие люди, – думал Бог, – а есть плохие. Но наступает момент, когда все они становятся никакими. У них не остается ни эмоций, ни лиц. Нужно будет доработать инстинкт самосохранения».
Бог скучал и смотрел на потолок. Рудольф откупорил вторую бутылку воды и протянул ее мальчику.
Бог скучал и смотрел на потолок. Выразительно так смотрел, с намеком…
На полу в позе эмбриона умирал старик.
В голову Рудольфа медленно вползала мысль.
– И как же я сразу не…
Одним рывком дотянулся он до выключателя, подняв облако черной пыли. Бог закашлялся, сплюнул под ноги и размазал по полу плевок носком стоптанного кроссовка.
«Как я удачно выбрал, с кем заговорить… Вот мой печальный Ной в летных очках».
Разгонялись лопасти, крошечные вихри кружились под потолком, и ровный гул вентиляторов выводил людей из оцепенения. Бросив на пол респиратор, Бог отправился следом за Рудольфом, который уже несся к своему дому, каждым шагом вздымая тучи пепла.
Пару часов спустя тысячи вентиляторов гнали по городу спасительный ветер. Потоками воздуха уносило дым все дальше, но смерть оставалась – эта настырная смерть, которая никогда не уйдет, стоит лишь раз позволить ей нарушить привычный ход вещей. Рудольф плакал в ванной, проклиная собственную нерасторопность.
«Сколько нужно времени остальным жителям планеты, чтобы решить проблему? – размышлял Бог, наблюдая, как бездомная собака грызет ногу мертвеца. – Я дам им на это две недели, если не успеют – снова нажму на черную кнопку. И мне совсем-совсем не будет жалко».
Как не было жалко и тех, кто уже умер по божественной прихоти. Потому что график – это святое, а в красивой бело-золотой записной книжке концы света расписаны еще на семь тысяч лет вперед.
Вулканы все еще чихали черным, но сквозь дырявую завесу дыма уже можно было разглядеть закат.
Финал: оставшееся на память
Пятисантиметровый слой пепла на асфальте, покрытые сажей стены домов.
По улицам бродят люди, переворачивают палками трупы и, если находят кого-то знакомого, подтаскивают носилки. На земле остаются полосы.
Сидя на подоконнике, Рудольф бездумно тычет пальцем в кнопку вентилятора. Включает. Выключает. Включает. Выключает. На коленях у него лежит грязный респиратор Бога.
Большая любовь
Побочные действия навязчивого мазохизма:
Тенденция к провоцированию насилия,
Животного ужаса изобилие,
Скрытого под улыбкой наигранного идиотизма.
(с) Сумеречная Депрессия
I. Ненавидь меня
Сосредоточенно вперяет свои отвратительные водянисто-зеленые глаза навыкате в отчет о плановой проверке у психиатра.
– Эк вас подкосило последним делом, – с легкой отдышкой, пыхая тоненькой дамской сигареткой. – «Навязчивые суицидальные мысли», надо же… Я распорядился отправить вас в отпуск. На реабилитацию, так сказать.
Обрюзгшее лицо напротив меня, выражение ехидно-сочувствующее, если такое сочетание вообще возможно. То ли сумасшедший, то ли имбецил – но нет, внешность обманчива, за этой дебильной маской скрывается совершенно вменяемый демон третьего ранга. Умный, интеллигентный, строгий. Сказал – в отпуск, так куда же я теперь денусь…
– Я могу работать, – возражаю я, надеясь, что он вспомнит о наметившемся в последнее время недостатке кадров. – Я был в отпуске всего двадцать четыре года назад.
– Знаем мы вас, таких вот… Берете специально задания поопасней, надеясь, что вас там и угробят. А в нашем деле важно не чудить, а головой работать. Ступайте, – отмахивается даже как-то брезгливо, – и дома пилите вены, сколько хотите. И когда до вас дойдет, что вы таки бессмертный, вернетесь и снова пройдете проверку.
Спорить с ним нельзя. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Мне остается только встать, вежливо попрощаться и выйти из кабинета. Знает он нас, таких вот, как же. Если бы он пережил подобное, он бы понял, в чем ценность «суицидальных мыслей». Но он, конечно, никогда не будет думать о смерти иначе как в рабочем контексте. Карьерный маньяк.