Кофе со вкусом убийства

Она знала, что Род был шокирован и встревожен; она поняла это по его недоуменному взгляду, широко раскрытым глазам, а что касается ее самой, то в груди поселилось холодное чувство. Ее сын. Ее сын. Она представляла эти два лица, сияющее и хитрое, на той фотографии.

Трейлерный парк исчез навсегда.

Как ни странно, она поняла, что немного скучает по этому страху.

Пэт задрожала. Ее джемпер от «Кантри-Кэжуалс» был немного тонковат, но это был не один из ее разумных синих или «нормальных» зеленых – каким-то чудом он пережил недавнюю чистку гардероба. К своему стыду (или нет, это уж с какой стороны посмотреть), где-то глубоко внутри Пэт грела мысль, что Лиам правда верил, будто она могла заинтересовать молодого любовника. И хотя эту мысль нужно было отогнать и заглушить… при первой же возможности она собиралась пойти в новый магазин рядом с собором в Рипоне, чтобы изучить их летнюю коллекцию.

Собственно, был еще сам Льорет, несостоявшийся молодой любовник. От него не было никаких вестей. Пэт сомневалась, что он вошел в полицейский участок. А может быть, и вошел, и сейчас сидит в какой-нибудь камере, а его большие глаза с упреком смотрят в зарешеченное окно. (В камерах Норталлертона до сих пор зарешеченные окна?) Она подумывала позвонить ему, но Тельма посоветовала этого не делать. Вообще Тельма повела себя очень мило, когда она рассказала ей о Лиаме. Все было так просто, без банальностей и слов. Уютное молчание.

Пэт вздохнула и завела двигатель, чувствуя укол зависти ко всем этим обычным жизням, протекающим по всей долине, – ничего серьезнее споров о том, кто сегодня разгружает посудомоечную машину. Но потом она вспомнила ту пару в чайном магазине в Мэшеме, мистера и миссис Пресность. На самом деле разве есть у кого-то обычная жизнь? Пискнул телефон. Тельма. Зачем она пишет, ведь они разговаривали всего час назад?

* * *

Чуть раньше Тельма сидела в прохладной тишине собора Святой Екатерины, с левой стороны, ближе к выходу. Она пришла немного раньше на репетицию хора и слушала, как органист исполняет «Иисус – всегдашняя мне радость». Прохладный каскад нот наполнял церковь; иногда органист прерывался, чтобы записать ноты на нотном стане. Тельма чувствовала усталость. Ей казалось, будто она гребла и гребла на каноэ против прилива, который становился все сильнее и сильнее, пока не обрушился на нее неизбежной волной беспорядка, смятения и беспокойства.

Рокки. Правильно ли она поступила?

С тихой молитвой Тельма подняла глаза на темное восточное окно, и мысли ее вернулись к тому времени, когда несколько недель назад она смотрела на нарциссы. Что такого увидела Келли-Энн? Ей никогда не докопаться до истины.

Она подумала о словах Рокки, сказанных в тот день на парковке у «Гнедого жеребца». Там происходили плохие вещи… Ложь, чтобы увести ее от правды?

Правда. Пэт знала правду о Лиаме. Тельма вознесла молитву за эту семью. Она и сама давно подозревала. Лиам так сильно напоминал ей одного из студентов колледжа (ныне успешный театральный режиссер). Она всегда чувствовала себя немного виноватой за то, что не поделилась своими мыслями с Пэт, особенно когда ее подруга переживала из-за кельтской поэтессы, но у нее не было ни малейших доказательств. Подруга предполагала одно – а правда оказалась совсем иной.

Как и в случае с безупречной миссис Белл. Тут все было более преднамеренно. Все верят в ложь, которую кто-то намеренно взращивает.

И была еще Мэнди.

Тельма вознесла еще одну быструю молитву о завтрашнем визите в Бюро гражданских консультаций, чтобы для Мэнди все разрешилось удачно. Для нее и для ее прелестных девочек. Но что бы ни случилось, они есть друг у друга, и когда Мэнди постареет, как Топси, она получит от них поддержку.

Были еще Льорет и Несс… и Келли-Энн. Она снова подумала о рассказе Пэт. Действительно, очень похоже на ту злополучную историю с руководителем молодежной группы несколько лет назад.

Ей вдруг представилось лицо Келли-Энн, освещенное лампой у ворот. Это запрокинутое страстное лицо, на котором была написана потребность – опасная потребность, которая делала ее такой уязвимой. Как там она сказала Лиз?

Это моя единственная мечта.

Мысли Тельмы вернулись на тридцать лет назад. Все казалось таким простым и ясным: она возьмется за коляску, отвезет ребенка домой, постирает кофточку, умоет личико… В ее голове выстроился четкий список задач, и это были единственные ясные мысли посреди той мутной серой ваты, которая поселилась в ее разуме с того поистине ужасного дня, когда кровотечение не останавливалось…

Когда Тельма подошла к «Бутс» купить лекарства, ее охватил шок. Она резко осознала, что происходит, – будто дотронулась до неисправной электрической розетки. Но нет, это было сильнее, чем физическая боль. Ее сердце разбилось вдребезги, когда она поняла, что ее единственной мечте не суждено осуществиться.

Много скорбей у нечестивых – но порой как раз скорбь и озлобляет людей.

Музыка резко смолкла и сменилась ритмичным дребезжанием на одной ноте.