Пэт подумала, что в словах Тельмы определенно имелся смысл. Она может спокойно уехать отсюда, а кто-то другой сделает то, что должно быть сделано, и скажет то, что должно быть сказано.
– И тебя это не обидит? – спросила она.
Тельма покачала головой.
– Нисколько, ведь это мне Топси сказала, что кто-то хочет ее убить.
– Нет. – Тельма и Пэт едва узнали голос Лиз (как и сама Лиз, если уж на то пошло). – Если кто-то убил нашу хорошую знакомую, я хочу приложить руку к тому, чтобы этот человек понес наказание. Мы в долгу перед Топси и совершенно точно в долгу перед Келли-Энн.
– Полностью поддерживаю, – сказала Пэт, устыдившись своих прежних мыслей.
– Хорошо, раз вы обе уверены.
– На сто процентов, – подтвердила Лиз.
Тельма помедлила, собираясь с мыслями, и сцепила пальцы.
– Сегодня утром я сделала телефонный звонок. В некую компанию, занимающуюся каталогами, по поводу заказа, который был сделан несколько месяцев назад. – Она полезла в сумку, и Пэт узнала один из каталогов из стопки рекламной почты, которую они просматривали несколько дней назад. Тельма вздохнула. – Давайте вернемся к Рокки и тому отвратительному мошенничеству. Совершенно отвратительному мошенничеству.
Она осеклась, поняв, что внимание Лиз приковано к кому-то на другом конце зала. Повернув голову, Тельма увидела, что на входе, у стенда «Обмен книг», стоит Келли-Энн.
Сегодня она была в оттенках фиолетового: ежевичный жакет, лиловая блузка, сиреневая юбка. Это производило более мрачный эффект, чем привычный розовый. И выражение лица – точно не Бланш Дюбуа, скорее Клеопатра, когда ей приносят известие о женитьбе Антония. Эти мысли мелькали в голове Тельмы, и она едва успевала возносить молитвы о поддержке и готовиться к противостоянию, которое, как ей казалось, ее ожидало.
Однако Келли-Энн интересовала не Тельма, а Пэт.
– Я скажу вам ровно одну вещь. – Ее голос разнесся по кафе в садовом центре, привлекая внимание персонала и клиентов. – Не лезьте в чужую жизнь.
Пэт попыталась что-то ответить (и неоднократно), но Келли-Энн не умолкала. Очевидно, она хотела сказать больше одной вещи.
– Скажите мне, вы гордитесь собой? Запудрили мозги молодому парню, подтолкнули его к неприятностям. Вы получили от этого удовольствие? А ваш муж в курсе, что вы натворили? Три часа! Я только что провела три часа в полицейском участке. И прямо сейчас Льорета допрашивают. Девятнадцатилетний мальчик, Пэт! Как вам не стыдно! Поверить не могу, что вы оказались способны на такое. Я думала, вы мой друг!
Тельма оценила артистизм всего этого спектакля: эффектная поза, вес перенесен на одно бедро, выразительные жесты, взволнованный голос – остальные посетители кафе не сводили с нее глаз, и она поняла, что Келли-Энн прекрасно осознает этот факт. Какие бы эмоции она ни испытывала, они усиливались от наличия зрителей.
– Эта женщина. – Теперь Келли-Энн обратила внимание на аудиторию и обвела комнату вызывающим взглядом. – Эта женщина, – палец с розовым ногтем указал на грудь Пэт, – подбирает беспомощного и избитого парня в одном чертовски плохом месте и манипулирует им, заставляя пойти в полицию и ввязаться в кучу неприятностей, которых он мог бы избежать.
Голос понизился, и она резко переключила свое внимание на Лиз.
– Разве я не просила вас? Разве я не сидела с вами вчера на этом самом месте, умоляя не вмешиваться? – Гнев теперь сменился чем-то более мягким, более печальным, более уязвимым. – Вы даже не представляете, насколько сильную боль мне это причиняет.
– Келли-Энн. – Что-то в голосе Лиз заставило ее умолкнуть. Она не пыталась перебивать Лиз, как Пэт. – Келли-Энн, сядь. Тельма, кажется, знает, что случилось с твоей матерью.
Ее лицо стало совершенно пустым, непонимающим. Келли-Энн потеряла весь запал и села за стол.
– Я не понимаю, о чем вы говорите?
– Твоя мама, Келли-Энн. – Голос Лиз был мягким, но в нем чувствовалась стальная решимость. – Тельма знает, что случилось с ней той ночью.
– Это был несчастный случай.
– Нет, не несчастный случай.
– Но полиция сказала, что это несчастный случай. – Голос Келли-Энн начал набирать обороты. – Полиция, Лиз. Трагическое стечение обстоятельств. Послушайте, я не могу больше…
– Келли-Энн…
– Так сказала полиция, это есть во всех отчетах.
– Келли-Энн. – Этот тон Лиз привел в чувство не одного рыдающего ребенка. – Мы думаем, что твою мать умышленно убили.
Келли-Энн вскинула руку с розовыми ногтями, как бы отгоняя эти слова.
– Нет, – твердо заявила она. – Нет, я не готова это слушать. Так вот. – Она опустила руку и оглядела подруг, говоря негромким, но страстным голосом (теперь Джоан Кроуфорд, подумала Тельма): – Я не собиралась это говорить, но я больна. Я чувствовала себя очень усталой, не просто усталой, а вымотанной. Изможденной. Думала, из-за горя, но я была у врача. Они сделали анализы. Я ездила в госпиталь на обследование.
– Мне жаль это слышать, – сказала Тельма, размышляя, что же добавить дальше.
– Там что-то есть. – Келли-Энн смотрела на них; ее глаза были хрустальными от слез, а голос упал до приглушенного шепота. – Они говорят, там что-то есть.