Кофе в бумажном стаканчике

Едва щедрое летнее солнце заглянуло в окно, перекатившись через соседнюю крышу, бывшие подруги устроились на кухне пить кофе с печеньем. Хорошего кофе у Нади не было, а от того, что был, Диана кривилась. Надя делала вид, что не замечает ее гримас. Впрочем, брезгливость избалованной Дианы была вызвана не только ужасным кофе. Кухня старой квартиры предельно обветшала от времени, побелка потемнела и пошла разводами, в углах поползли уродливые трещины. Оконная рама, казалось, была готова вывалиться наружу и просилась на помойку, как, впрочем, и все предметы кухонной утвари вместе с устаревшей мебелью. В этой кухне можно было, не вставая из-за стола, повернуться к обшарпанной газовой плите советских времен, другой рукой бросить грязную ложку в доисторическую облупленную раковину – такая она была тесная.

Длинные ноги Дианы едва помещались под складным столиком, привинченным одним краем к стене, она то и дело задевала его. Резко пахнущий кофе норовил в этот момент выплеснуться из стареньких чашек с аляповатыми надписями «Я люблю море» и «С Днем защитника Отечества». Диане достался «Защитник отечества» с зеленым солдатом в каске с ружьем и красными тюльпанами, на Надиной красовался бравый усатый моряк в тельняшке и бескозырке с лентами. Чашкам было лет десять, не меньше, место им давно было на свалке.

Утро набирало силу, солнце то и дело скрывалось за быстро бегущими по небу тяжелыми облаками. В распахнутую форточку, закрытую марлей от комаров, приятно тянуло прохладой. На руках у Нади безмятежно дремала напуганная грозой дочка, от нее исходило мягкое тепло детского тела. Ощущение близости с ребенком было самым лучшим в это утро. Надя вдыхала запах волос своей дочери и думала о своем.

Здесь, в лабиринте восточных саманных домиков и дореволюционных купеческих особняков, всегда было тихо. Старый Город вел обособленную неспешную жизнь, которая так и не изменилась за последние два века. Также наглухо запирались на ночь деревянные ставни и железные ворота дворов. Также неторопливо прогуливались в цветастых юбках и шелковых платках с золотыми украшениями молодые цыганки, приставая к случайным прохожим: «Дорогой, подожди, беда у тебя, девушка бросила. Погадаю, положи монетку в ладонь – все расскажу». Прохожие от них шарахались в сторону – от греха подальше. Выполнив привычный ритуал, цыганки быстро теряли интерес к несостоявшимся клиентам и шествовали дальше.

Возле продуктовых магазинчиков лениво околачивались бомжи-попрошайки и стаями бегали дворовые собаки, выискивая еду в стоящих рядом мусорных баках. Бомжи были приходящими, кочующими, их никто не запоминал в лицо. А вот собаки, как и коты, здесь были общими. Никого не удивляло, когда соседский рыжий кот Тимур заходил в подъезд и поедал угощение, приготовленное для собственных котов. Те, в свою очередь, бегали в соседний двор к выпивохе бабе Соне, хозяйке Тимура. Она громко ругалась, кроя матом всех котов и собак вкупе с соседями, но на остатки пенсии время от времени упрямо покупала четвероногим кильку или куриные лапы. Каждое утро, собираясь на работу, Надя слышала ее громкое хриплое «кыс-кыс-кыс», она давно привыкла к этим звукам.

Улочки здесь были извилисты, их названия менялись сразу за поворотом. Легко было заблудиться, растерявшись на очередной развилке. Чуть ниже, за углом, старая мечеть соседствовала с таким же старым православным собором, вечерний намаз звучал в унисон с церковными колоколами, и никого это не смущало. Местами под ногами появлялась давно забытая брусчатка, а некоторые дома, доживавшие свой век вместе с хозяевами, казались покинутыми. Только дремлющий на подоконнике с традиционно розовой геранью кот свидетельствовал о том, что внутри квартиры теплилась жизнь.

Надежда привыкла к Старому Городу за этот сложный год, ей было жаль покидать его. Она знала, когда приезжали молочники на дребезжащей легковушке с прицепом, а когда пожилой сосед дядя Миша ходил в магазин за хлебом. Маленький мирок бедных кварталов жил своей обособленной жизнью, не признавая ослепительную суету делового центра, и в нем Надя почувствовала себя, наконец, комфортно. Как жаль, что так поздно! Через несколько часов уедет Диана, а Наде останется закончить свои дела и навсегда вернуться в Цюрупинск. Ее новая жизнь будет размеренной, правильной и безопасной. Ради дочери и родителей.

Ляля захныкала, проснулась, сползла с колен матери и, схватив со стола печенье, убежала в комнату. Надя поднялась со стула, насыпала в кастрюльку крупу, залила молоком, зажгла газ и начала медленно помешивать ложкой – скоро дочь запросит есть. Диана совсем заскучала и первая прервала молчание.

– И что ты будешь делать дальше?

– Уеду домой, пойду работать на консервный завод. Да мало ли дел? А ты?

Диана оживилась.

– Найму хорошего адвоката, подам в суд на Марка, разведусь. Отберу у него дом, участок на побережье с гостиницей, заставлю выплатить компенсацию. Подключу отца, если что-то не будет получаться, – она произнесла эти слова четко и энергично, будто заранее все обдумала.

Надя внимательно на нее посмотрела.