Кофе в бумажном стаканчике

Эти сны, словно непрошеные гости, разоряющие вторжением ее непрочный покой, оставляли тягостную пустоту. Надя становилась больной, разбитой и снова до предела загружала себя опостылевшей бухгалтерской работой, пытаясь забыться. Новый день, наполненный нелепыми задачами, глупыми сплетнями, недовольством и скандалами, вспыхивающими, как сухой хворост, делал ее невероятно уставшей. Она стремилась стать равнодушной к собственной боли, но боль ей не поддавалась, была нестерпимо острой, не давала спать, дышать и думать. Надежда не знала, сколько сможет прожить в таком состоянии, терпеливо дожидаясь облегчения. В том, что оно обязательно наступит, она не сомневалась, но только когда?

Однажды Надежда не выдержала – отпросившись с работы, она поехала к Сергею в клинику с твердым намерением встретиться с ним и сказать, что любит и сильно скучает. Плотина долго сдерживаемого чувства неугасающей любви к мужу прорвалась, наполнив ее сладким предвкушением встречи. Обиды исчезли, будто их не было, случившееся показалось нелепой ошибкой, которую легко исправить. Надо поговорить – они ведь всегда раньше договаривались! Почему она не сделала этого раньше, чего ждала? Сергей непременно вернется, он любит ее!

Окрыленная надеждой, она отпросилась у Яны Андреевны и быстро направилась к клинике, чтобы успеть раньше часа дня. Именно в это время е муж с неизменным постоянством уезжал обедать. Машина была на месте. Надя с бьющимся сердцем села на скамью в отдалении и стала дожидаться, когда он спустится вниз.

Он долго не выходил, время обеда давно прошло, она встревожилась. Вдруг на стоянку, завизжав тормозами на резком повороте, залетела спортивная серебристая машина и лихо припарковалась, едва не задев крылом машину Сергея. Из автомобиля выскочил Марк и торопливо направился в клинику. Что он здесь делает?

Надя испуганно поднялась со скамейки, отступив за широкий ствол дерева.

Когда из дверей, оживленно беседуя, вышли Марк и Сергей, она опрометью бросилась прочь. Мыслей не было – только жгучая злость на себя за то, что поддалась минутному порыву. Тот, кого она до сих пор любит, остался только в памяти. Пора привыкнуть к тому, что у нее давно началась новая жизнь, Сергея в ней не было и не будет. Какой позор!

Сколько нужно отработать для того, чтобы взяли в солидную фирму? Год, два, три? Ничего, она справится – отслужит положенный срок, как рядовой в армии. Потом устроится на хорошую должность, снимет нормальную квартиру, сдаст все сессии, получит диплом. Осталось совсем немного – всего два с половиной года. Не для этого ли она так рвалась в большой город?

Пройдет время, и неприятности обязательно забудутся. Она будет вспоминать о своей наивной влюбленности со снисходительной улыбкой и никогда больше не позволит себе доверять. Никому! А сейчас надо просто потерпеть.

Надя вернулась на работу. Тайная надежда на благоприятную встречу с бывшим мужем развеялась в прах, иллюзии исчезли, осталось глухое недовольство собой, граничащее с отчаянием.

В выходной, пристроив Лялю Нине Дмитриевне, которая души не чаяла в милом ребенке, Надя направилась в ближайшую парикмахерскую.

– Я хочу обрезать волосы.

Скучающая пожилая парикмахерша скользнула по ее тонкой фигурке равнодушным взглядом.

– Садитесь.

Когда Надя сняла заколку, та ахнула:

– Девушка, да вы с ума сошли!

– Режьте! – на Надины глаза набежали злые слезы.

– Продать не хотите? – парикмахерша стала ласковой, услужливой.

Надежда на мгновенье задумалась. Опять ей предлагают деньги! Сначала у нее хотели купить свободу Сергея, теперь – ее собственные волосы. Ну что же, свободу она ему подарила, а волосы – это слишком личное, еще живое. При мысли о том, что чьи-то чужие руки будут их трогать, словно часть тела, существующую отдельно от нее, Надю передернуло.

– Нет, я их заберу с собой. Сделайте мне стрижку каре ниже затылка, чтобы можно было собирать волосы под заколку.

– Ладно, – недовольная парикмахерша взяла ножницы.

…Надя вышла из парикмахерской и остановилась. Все еще не веря себе, провела ладонью по торчащим во все стороны пушистым прядям. Появилось ощущение, будто ее жизнь закончилась, и она теперь не знает, кто она. На какую-то секунду показалось, что слабые лучи осеннего солнца, освещая ее, проходят сквозь тело, которого уже нет. Ничего больше нет! Если бы мир вокруг стал стремительно сворачиваться, исчезая в жуткой бездонной воронке, Надя не удивилась бы – отчуждение от всего сущего стало настолько явным, что она на мгновенье люто возненавидела и этот мир, и себя. Хорошо было бы закричать от нестерпимой боли – громко, во весь голос. И навсегда раствориться в этом крике.

Надя с силой потерла глаза, отгоняя накативший морок, и пошла по улице, влившись в поток людей. Ее ждали маленькая дочь и Нина Дмитриевна. Дойдя до мусорных контейнеров, она мстительно раскидала обрезанную копну волос. Это, как ни странно, доставило ей удовольствие.