Кофе в бумажном стаканчике

Особой восторг вызвал у нее настоящий Дед Мороз, степенно разгуливающий вокруг нарядной елки с гирляндами в самом центре города возле театра. Он раздавал детям подарки, и Ляле достались конфеты. Она была счастлива, задавала бесконечные вопросы и вела себя, как все обычные дети в возрасте трех с половиной лет – баловалась, бегала, хохотала. Глядя на нее, Надя тоже улыбалась, ей хотелось надеяться, что беда не омрачит Лялино детство.

Но, видимо, эти надежды были напрасными – иногда по ночам девочка вскрикивала, начинала плакать, будто тени материнской бессонницы задевали ее, лишая покоя. Надю это сильно беспокоило. Меньше всего она хотела, чтобы Ляля чувствовала ее боль, поэтому делала все возможное, чтобы дочь радовалась праздничным дням, и, набегавшись за день, крепко засыпала поздно вечером.

В канун Нового Года Надежда купила полуметровую сосенку и нарядила ее самодельными игрушками из цветной бумаги, которые они с Лялей клеили вместе весь день. Это было очень хлопотно – приготовить игрушки на целую елку, пусть и небольшую, зато потребовало у обеих усилий и заняло много времени. Ляля, казалось, не уставала, пока не уснула за столом. А после Нового Года и до Рождества Надя придумала новое занятие – вместе собирать гирлянды, вырезать снежинки, клеить на окна. Так она занимала себя и своего ребенка все праздничные дни, чтобы не оставалось свободного времени – она его панически боялась.

Надежда редко звонила родителям – опасалась выдать нечаянной интонацией свое унылое настроение. Она придумывала самые разные причины не разговаривать с ними долго – срочные поездки с мужем к морю, чтобы погулять вечером по набережной, билеты в кино или театр, приглашения на новогодние банкеты. Лялю она при этом якобы «отправляла» к няне, чтобы наивное дитя случайно не выдала все секреты дотошной бабушке Галине, которая постоянно просила передать трубку внучке. К каждому звонку домой Надя тщательно готовилась, старалась держаться беззаботно, продумывала маленькие бытовые мелочи, о которых, без ущерба быть пойманной на лжи, можно было рассказывать маме.

Она сделала все возможное, чтобы у родителей не возникло даже мысли приехать в город или задать вопросы Сергею – впрочем, через границу и блокпосты теперь ездить стало сложно, что очень облегчило Надино положение. Эта постоянная ложь стала для нее самой большой проблемой, она испытывала вину за свой обман, но продолжала обманывать, все больше презирая себя за это. К счастью, папа с мамой настолько доверяли ей, что у них даже не возникло мысли усомниться в ее словах, а у зятя они номер телефона так и не попросили, опасаясь быть навязчивыми. Надя беспокоилась напрасно.

В остальном у нее все складывалось неплохо. Как ни странно, она не испытывала тоски по оставленному комфорту – ездила в маршрутных такси, без раздражения проталкивалась между узкими сиденьями салонов в часы пик. Много ходила пешком. Тщательно рассчитывала свои траты и радовалась тому, что никто больше не бросит ей в лицо обидных упреков в том, что она живет лучше других. Это была свобода, которая досталась ей слишком дорогой ценой, и отказываться от своей независимости она больше не собиралась ни под каким предлогом. Едва дотягивая до зарплаты, она научилась жить так же, как и большинство горожан – с удовольствием принимала подарки от Нины Дмитриевны, которая старалась передать ей ношеные, но вполне приличные детские вещи, занимала луковицу, морковку или деньги, покупала недорогие продукты.

Обрезав свои роскошные волосы, она серьезно сэкономила на шампунях, косметикой не пользовалась и довольствовалась теми вещами, которые привезла с собой. В этом не было ничего зазорного – так она привыкла жить в Цюрупинске. В конце концов, у нее была работа, дочь ходила в садик и почти не болела, соседка помогала, как близкая родственница, твердо решив, что Наде жизненно необходима ее опека. Во всяком случае, у Лялечки, которой она с удовольствием заменила бабушку, не было недостатка в качественных вещах и игрушках – Нина Дмитриевна с веселой сноровкой доброй волшебницы доставала их из своего шкафа и дарила каждый раз, когда соседки приходили к ней пить чай с бубликами.

Но иногда эта новая жизнь начинала казаться ей бессмысленной, и Надежда остро чувствовала ледяной холод подступающей пустоты – безнадежной, бесконечной… Накатывала отчаянная уверенность в том, что вот так, в этом вселенском, всеобъемлющем одиночестве пройдут все годы. Быстро вырастет дочь, покинет ее, состарятся родители, умрут. И она умрет. Хорошо, если быстро…