Кофе в бумажном стаканчике

Надя вышла из ее кабинета в большом недоумении. До этого момента ей казалось, что сотрудники в рабочем коллективе должны были относиться друг к другу корректно, но теперь сильно засомневалась – кажется, на этой фирме корректность была не в чести. Фубля, когда она ей пожаловалась, спокойно обозвала Ольгу Олеговну сукой и деловито добавила, что свериться все же надо. Как Надя это будет делать, ее не волновало – пусть хоть пишет цифры вручную, главное – добиться положительного результата. Ольга Олеговна свои данные предоставлять отказалась, и Надя подошла с просьбой о помощи к начальнику коммерческого отдела, Антону Пащуку. Тот, вздернув подбородок, выслушал ее так, будто она попросила у него в долг крупную сумму денег. Глаза он при этом скосил вбок и сделал вид, что она ему мешает работать. Надя ушла, так ничего и не добившись. Скоро она поняла, что для Пащука рядовой бухгалтер был пустым местом. Не дождавшись никакой помощи, Надя начала разбираться самостоятельно, проверяя каждый документ. Это была скрупулезная, монотонная работа и, по сути, пустая трата времени, но на этой фирме это никого не волновало – лишь бы все были при деле и находились на своих рабочих местах.

Через пару месяцев Надя уже знала, что на этой фирме текучка была катастрофически высокой, уважающие себя бухгалтера долго не задерживались. Оставались, в основном, такие, как Надя – зарабатывающие бухгалтерский стаж. Или как равнодушная Наталья Алексеевна, привыкшая к своему столу, словно собака к будке, и не желающая ничего менять. И все же Наде повезло. Несмотря на сложности в отношениях, работа младшего состава здесь строилась по принципу «где бы ни работать, лишь бы не работать». Как только начальство исчезало из зоны видимости, бухгалтера моментально расслаблялись и проводили свой рабочий день лениво, с трудом дожидаясь окончания работы. Все равно их расчеты «погоды не делали», а Фубля на дисциплину подчиненных смотрела сквозь пальцы.

Вопреки общему негласному правилу, Надя решила не тратить время впустую и стала действовать иначе. Постоянно спрашивая совета, она подружилась с толстой Натальей Алексеевной, когда-то работавшей главным бухгалтером, и получила возможность выполнять ее обязанности, чему та несказанно обрадовалась. Это было настоящее обучение. Вместе с Натальей Алексеевной они обсуждали операции в программе, произнося пугающие для остальных сочетания слов: «зачет авансов», «корректировка долга», «поступление допрасходов». Скоро на Надю стали поглядывать с подозрением, решив, что она хочет выслужиться, но она работала молча, на вопросы отвечала уклончиво и этим очень скоро окончательно восстановила против себя соседок по кабинету. Но ее это волновало мало. Главное было именно в обучении, после которого – она теперь это знала точно – ее возьмут на работу в любую фирму. Но, к сожалению, только через год. Таково было негласное правило.

…Каждый вечер, отработав положенные восемь часов с перерывом на обед, Надя бежала за дочкой в сад. Пока было тепло, они ездили гулять в Воронцовский парк и потом, уставшие и довольные, возвращались в Старый город. Надя читала дочке сказки, вязала носочки, кофточки, даже пыталась вышивать крестиком. Когда похолодало и задождило, они стали проводить вечера дома и вместе смотрели в компьютере мультфильмы. Иногда их приглашала в гости Нина Дмитриевна, угощала чаем с бубликами и многословно рассказывала о своей семье.

Свободное время тяготило Надю, она всячески пыталась себя занять – готовила что-нибудь вкусное для дочки, читала Бальзака или Тургенева, плохо понимая смысл прочитанного, стирала, мыла, убирала. Но, вопреки всем придуманным занятиям, ее не оставляла тоска, которая ходила за ней по пятам, словно преданный пес, и которая с наступлением осени стала особенно сильной. Надя постоянно чувствовала ее ледяное присутствие. Казалось, что память, вопреки общепринятому мнению о том, что время лечит, становилась все более избирательной, услужливо доставая из тайников самые дорогие моменты. Вот они с Сергеем в машине в лесу, после их поспешного бракосочетания. Вот – у родителей, и Сергей спасает ее от приступа дурноты, отпаивая водой, держит большими руками за плечи. А вот он сам – обнаженный, похожий мускулистым телом на легендарного Давида, желанный до боли, до дрожи в руках. В такие моменты хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить – рядом была маленькая дочь, она пугалась ее слез.