Кофе в бумажном стаканчике

Сидя возле детской площадки и наблюдая за дочерью, Надя спокойно обдумывала, как ей жить дальше. Скоро ее пребывание в Старом Городе закончится – через две недели приедет Инесса решать вопрос с продажей квартиры. Значит, не дожидаясь подруги, надо везти Лялю к родителям, объясняться. Это сложно и страшно, но нет больше никакого смысла скрывать случившееся. Ее личная боль почти утихла, она спокойно убедит родителей, что развод был необходим, и другого варианта не было и не будет. Потом придется вернуться обратно, в Симферополь, подать заявление об увольнении, отработать две недели, завершить дела с заказчиками и попрощаться с ними. Выяснив дату рейса, надо будет обязательно встретить в аэропорту Инессу и поблагодарить. Вот кого Надя будет искренне рада видеть!

Было удивительно, почему ей раньше не приходило в голову так просто все решить? То, что в Цюрупинске начнут сплетничать, ее уже не беспокоило. Впервые за долгое время Надя почувствовала себя настолько уверенно, что сама готова была закрыть рот любому, кто начнет злословить в ее сторону или в сторону ее семьи. Будущее стало ясным, будто именно появление Дианы в ее съемной квартирке подтолкнуло Надю к тому, чтобы расставить все точки над «i». Сложившись, наконец, в четкую осязаемую картину, эти мысли успокоили Надю, наполнили ее давно забытым желанием действовать, обещая непременную удачу. Вот только Диана мешала…

Когда она в очередной раз, непомерно уставшая после бестолкового рабочего пятничного дня, привела Лялю с прогулки, оживившаяся Диана весело сообщила, что на следующий день, в субботу, уедет. С ней произошла удивительная метаморфоза, будто она вытянула самый выигрышный билет, у нее были явно радостные новости. Надя, ни о чем не спрашивая, облегченно кивнула и отправилась купать дочь. Ну что же, отлично! Ей осталось в последний раз и уже навсегда выпроводить из своей жизни Диану, и она, наконец, свободна.

…Ночью на город обрушилась сильная гроза с ураганным ветром и градом – словно уставшая природа взбунтовалась и проявила себя во всей своей мощи, протестуя против невыносимого зноя. Ветер мощными порывами бился в окна, дождь без остановки барабанил по металлической крыше, в квартире повисла тревога. Диана с первыми ударами грома ушла на кухню курить и сидела там все время, пока бушевала непогода. Наде казалось, что под натиском града крыша старого дома вот-вот рухнет, стена воды зальет их с Лялей, и негде будет спастись. Она куталась в легкое одеяло, словно хотела спрятаться, и закрывала собой ребенка – чтобы та не слышала непрекращающийся шум от потоков воды. Ощущение вселенской катастрофы сделалось всеобъемлющим, оставалось только смириться и терпеливо пережидать налетевшую на город ночную бурю. Она даже не знала, когда они с дочерью уснули.

Под утро Наде неожиданно приснилась собака Герда – рыжая, огромная, с черными висячими ушами и смешной веснушчатой мордой. Она тяжело топала рядом, норовила прижаться к ноге горячим шелковым боком. Надя испуганно отталкивала ее от себя, но Герда была настойчивой, лаяла, припадала на передние лапы, смешно подпрыгивала. Ее широкая морда с высунутым розовым языком была слишком близко. Надя боялась ее острых зубов, хотела убежать, изо всех сил старалась не подпустить огромную собаку к себе. Но ноги не слушались, будто она была связана. В конце концов, преодолев невидимое препятствие, Герда поддела тяжелым лбом Надину руку, и, шумно вздохнув, привалилась к ее бедру. От этого теплого собачьего объятия Надя испытала блаженный покой – давно забытое, потерянное чувство. И горько заплакала во сне.

Проснувшись, она некоторое время лежала, пытаясь вернуть ускользающее ощущение счастья, неотвратимо исчезающее вместе с остатками сна. Улыбчивая зубастая Герда постепенно растаяла в утренних сумерках, как и не было ее. Наде стало жаль – она сильно за ней скучала. Надо было вставать – впереди был сложный день с хлопотами прощания. Быстро поднявшись на ноги, Надежда окончательно стряхнула с себя впечатление странного сна и отправилась умываться.

Едва щедрое летнее солнце заглянуло в окно, перекатившись через соседнюю крышу, бывшие подруги устроились на кухне и стали пить кофе с печеньем. Хорошего кофе у Нади не было, а от того, что был – дешевого индийского в широкой жестяной банке, Диана кривилась. Надя делала вид, что не замечает ее гримас. Впрочем, брезгливость избалованной Дианы была вызвана не только ужасным кофе. Кухня старой квартиры предельно обветшала от времени, побелка потемнела и пошла разводами, в углах поползли уродливые трещины. Оконная рама, казалось, была готова вывалиться наружу и просилась на помойку, как, впрочем, и все предметы кухонной утвари вместе с устаревшей мебелью. В этой кухне можно было, не вставая из-за стола, повернуться к обшарпанной газовой плите советских времен, другой рукой бросить грязную ложку в доисторическую облупленную раковину – такая она была тесная.