Кей высунулась из окошечка киоска, что-то прокричала Сашке, но та помахала рукой и почти бегом миновала рабочее место новой знакомой – скорее-скорее в метро. Затормозила только на движущейся ленте «траволатора» – до Саши вдруг дошло, что весь путь от кухни дома до этого самого спуска в метро она проделала бегом. Горло пересохло, в боку кололо, да и в кончиках пальцев на руках противно покалывало. Но все равно хотелось вновь припустить со всех ног, желательно обгоняя поезд.
Контраст между полупустой станцией «Беговая» и запруженным людьми «Гостиным двором» был чертовски разительным. Разил наповал, как удар кулаком в нос. Сашка на секунду приостановилась, буквально чтобы перевести дыхание. А потом решительно ввинтилась в толпу, вливаясь в общий ритм движения. Толпа была такой плотной, что хоть ноги поджимай – сама понесет. Но на Невском проспекте сплошная человеколавина вдруг распадалась на множество ручейков, возвращая возможность нормально шевелиться. Сашка вдохнула прохладный воздух, пахший сырой штукатуркой и водой канала, и решительно зашагала вдоль проспекта к Набережной Мойки.
Именно на набережную выходил двор-колодец Лизиного дома. Ворота – черная кованая решетка – всегда были заперты. К счастью, Саша знала код от калитки. В подъезд она тоже попала без проблем. Просто проскочила за двумя женщинами, обогнала их и помчалась на третий этаж, перепрыгивая через ступеньки.
Едва она поднесла руку к звонку у входной двери, как та распахнулась. Из квартиры, едва не сбив Сашу, выскочила пожилая женщина. Кажется, бабушка Лизы. Сашка отскочила и прижалась к стене.
– Здравствуйте, – выдавила она, – а Лиза дома? Мы договорились созвониться, а она…
И поняла, что бабушка плачет.
– Лизонька… девонька… ох, Лизонька-а-а.
Сашка похолодела.
– Что случилось?! – почти заорала она. – Что с Лизой?!
Бабушка вздрогнула, уставилась на нее, будто только что заметила ее присутствие, и вдруг навзрыд заплакала, уткнувшись лбом в дверной косяк.
– О-ох, оо-оох, – простонала она, – нету больше Лизоньки. Нету моей девочки! Умерла она, бедная моя, родненькая моя, и часу не прошло еще. Ох, Господь всемогущий, что ж ты делаешь, зачем творишь такое, мы ж дети твои, Господи!..
Что?.. Что она такое говорит? Сашка почувствовала, как вокруг нее словно образовался пузырь звенящей пустоты. Бабушка Лизы говорила что-то еще, Саша отчетливо видела, как шевелятся ее губы, как из покрасневших глаз по щекам текут слезы.
Все в мире делится только на живое и мертвое. Голос мыкаря прозвучал в ушах Саши, как будто он стоял рядом. Прав он, абсолютно прав. Лиза разделилась на себя и… и что-то другое. И разделила Сашкино нехитрое в общем-то житье-бытье на… на что… На бытие и Небытие, вот на что. И Лизу она больше не увидит. Как так вышло? Лизке было больно, или она просто уснула как Платон и та малышка, сестра Штася? Как бы то ни было, это горько, больно и неправильно!
Бабушка Лизы по-прежнему что-то говорила, даже держала Сашку за руку своими цепкими старческими пальцами.
– Саша, Саша, ты меня слышишь? – долетел через звенящую пустоту ее голос. – Иди домой, девочка. Сейчас приедут врачи и полиция. Родители Лизоньки, – на имени внучки ее голос опять сорвался, – уже мчатся. Я тебе позвоню, когда будет известно… уходи пока. Нечего тебе тут делать сейчас. – Она зашла обратно в квартиру, явно забыв, зачем выходила пару минут назад.
Сашка постояла еще немного, привалившись к стене. Потом решила доплестись до какого-нибудь кофепитейного заведения и подумать, как быть дальше. Почти технически – каким образом
В ноги ткнулось что-то тяжелое и мягкое. Саша подскочила на месте. Хорошо, что не заорала. Диктофон, толстый Лизин кот, терся о Сашины ноги, оставляя на черных колготках рыжую шерсть.
– Ой, малыш… – Сашка присела на корточки, погладила кота. – Как же ты теперь будешь?
Понятное дело, что Лизины родители кота не выбросят. Но он же ведьмин фамильяр. Как он будет без хозяйки? Или вернется к природе обычного домашнего кота?
Диктофон вывернулся из-под Сашиной руки и шустро направился по ступеням на следующий этаж. Чтобы ведьма не сомневалась, оглянулся и пару раз приглашающе мявкнул. Мол, что стоишь? Шагай давай. Она последовала за Диктофоном. На верхней ступени второго пролета – на краю лестничной площадки четвертого этажа – кот уселся. Сашке ничего не оставалось, кроме как сесть рядом. Из любой квартиры мог в любой же момент кто-нибудь выйти. Но какое это имело значение по сравнению с тем, что случилось с Лизой?
– Неужели это конец, Диктофончик? – Она погладила кота, чувствуя, что снова плачет. – Неужели это совсем-совсем конец, и ничего не исправить?
Ответа у кота, похоже, не было.