– Да. И вернусь, боюсь, поздно… Что-то срочное?
– Не имею представления, – честно ответила она. На лице у неё появилось растерянное выражение. – Но после завтрака моя мать упомянула, что хотела бы поговорить с вами.
О, снова «милая Клотильда»! И как раз в тот момент, когда терпеть экзальтированные выходки нет ни малейшего желания.
– Передайте ей, пожалуйста, что я рассмотрю возможность побеседовать, но на ближайшую неделю у меня крайне плотное расписание, – ответила я твёрдо. – Если за это время в доме не разобьётся ни одна ваза – возможно, свободная минутка появится у меня чуть раньше.
У Паолы вырвался вздох – небывалая уступка чувствам.
– Я передам, – пообещала она покорно. – Однако терпеливость, к сожалению, никогда не входила в список добродетелей моей матери.
– Никогда не поздно научиться чему-нибудь хорошему, – улыбнулась я. И добавила: – Но я и правда очень занята, и не только своей кофейней. Это, разумеется, должно остаться между нами.
На сей заговорщической ноте мы простились; а слова, между тем, оказались пророческими.
В «Старом гнезде» нынче было… тревожно. Дурной знак, ведь сюда люди приходят в первую очередь за успокоением и уютом. Я, как могла, старалась вернуть прежнюю непринуждённость беседам, смелость – взглядам, тепло – улыбкам, но сама, пожалуй, чувствовала себя слишком напряжённой, слишком уязвимой, а потому претерпела полный крах. Если пламя свечи дрожит и жмётся к фитилю, то какие тени оно может разогнать?..
– Это всё погода, – воинственно заявила миссис Скаровски, поглядывая поверх роговой оправы в окно. – Это она, злодейка, лишает силы духа.
Судя по упрямому выражению лица поэтессы, уж она-то далека была от всяких слабостей. Но ведь и правда: небо во второй половине дня помрачнело, нахмурилось, и это уж точно никому не прибавляло бодрости. Воздух сделался спёртым, словно бы плотным; всё шло к грозе. Гости больше помалкивали – атмосфера давила и на них, и только Луи ла Рон с неприкрытым злорадством рассказывал о погроме в кабинете своего соперника, мистера Пека:
– И поделом ему, поделом! – приговаривал репортёр, постукивая ладонью по столу в такт словам. – Видимо, нашлись недовольные его заказными статейками!
Ответа он, впрочем, не дождался, и монолог его, поначалу яростный, совершенно угас. Воцарилась тишина.
– Интересно, есть ли способ вернуть себе силы? – обронила я растерянно, погрузившись в свои мысли.
Неожиданно эта реплика вызвала бурный отклик.
– Есть верный способ. Когда мне тошно, – заговорщическим голосом сообщил Эрвин Калле, – я делаю что-нибудь красивое. Пусть маленькое, но непременно совершенное.
Способ, надо признаться, меня живо заинтересовал.
– А если не выходит? – переспросила я, вспомнив, как сегодня утром положила в кофе соли вместо сахару.
– О, тогда я впадаю в чернейшую меланхолию и предаюсь мыслям о смерти! – воодушевлённо заявил художник.
– Творчество лечит, когда не калечит, – умудрённо заметила миссис Скаровски. И тут же добавила: – Я красивому предпочитаю смешное. Эпиграммы замечательным образом изгоняют тоску.
– Пусть так, но к внутренним, так сказать, силам, сие отношения не имеет, – возразил Луи ла Рон. Как мне показалось – из чистого духа противоречия. – Работа, напряжённая работа, дело, которому вы с радостью отдаётесь – вот что возвращает тонус!
– И изматывает тело, – не удержалась от ремарки миссис Скаровски.
И быть бы, верно, очередному спору, но тут внезапно заговорил полковник Арч, который весь вечер больше прикладывался к собственной фляге, чем к чашке с кофе.
– Бумагомарательство да лирическая дурь – проку от них нет, – вздохнул он совсем по-старчески. – Но что с вас взять, вы и пороху-то не нюхали. Вы уж поверьте старому вояке, – неожиданно повысил голос он. – От беспомощности, страха и слабости лишь одно лекарство: встать да и пойти спасать того, кто в этом нуждается. Если есть желание – уж ваше право, бойтесь на здоровье, будьте слабым и никчёмным. Однако ж всё равно идите и спасайте… Ох, и польёт же скоро, точно гроза будет, – закончил он невпопад.
Полковник Арч как в воду глядел: через час небо сделалось совершенно чёрным, загрохотало, заискрилось молниями, а затем полил дождь. К счастью, в кофейне к тому времени не было ни одного посетителя.
– Не уйти ли нам пораньше? – спросила я Мэдди, которая расстилала свежие салфетки по столам. – Вряд ли стоит ждать ещё гостей.
И в то же мгновение, когда я договорила, раздался громкий, заполошный стук в дверь.
Мы переглянулись.
– Эллис, – уверенно кивнула Мадлен и состроила сердитое лицо, делая вид, что ни капли не рада позднему визиту. – У кого б ещё наглости хватило так заявиться! А давайте подождём открывать? Пускай он помокнет!
Стук повторился снова – дробный, быстрый, слабеющий.
– Нахальства Эллису и впрямь не занимать, – откликнулась я, хмурясь невольно. – Но, милая, когда он в последний раз пользовался главным входом?..
Не сговариваясь, мы подобрали юбки и ринулись к дверям; в четыре руки откинули задвижку, отодвинули засов, распахнули створки…