Кофейные истории

– Знаете, мне тут вспомнилось, что у гипси есть презабавные суеверия. Некоторые умельцы из этого народа плетут занятные вещицы из ниток, натянутых на небольшой обруч, «ловцы снов». Говорят, что если повесить такой ловец у изголовья кровати, то дурные сны будут обходить вас десятой дорогой.

– Правда? – с неожиданной живостью откликнулся Мирей.

– Если хотите знать больше, спросите у мистера Маноле, моего водителя, – не моргнув глазом, посоветовала я. – Он ведь гипси… И, пожалуй, нам с вами уже пора покинуть кофейню. Мы ведь не хотим поставить мисс Рич в неудобное положение?

Марсовиец никак не подал виду, что вообще услышал мою последнюю шутку. Но позже, уже придерживая для меня дверь, чтобы я могла выйти из кофейни, он произнёс:

– Я бы сказал, кто ставит милую Мадлен в неудобное положение, но не стану. Доброй ночи, леди Виржиния, – и он притронулся к полям своего ослепительно-белого цилиндра в знак прощания.

Мэдди хихикнула и закрыла дверь прежде, чем я успела что-либо спросить. Лайзо, который издали наблюдал за этой странной сценой, тоже посмеивался; когда мы отъехали от кофейни, я попросила объясниться.

– Неужели ты не переживаешь за Эллиса? Он ведь твой друг.

– Он мне как брат, – серьёзно ответил Лайзо. – Да и матушка его как родного сына привечает… Вот только не о чем беспокоиться.

– Разве Рене Мирей не соперник Эллису? – наполовину серьёзно предположила я. – Высокий, элегантный, с прекрасным чувством юмора – и довольно состоятельный, если судить по его костюмам. Перчатки у него прекрасные.

– Перчатки-то перчатками, а любовь выбирают сердцем. А оно, непослушное, не всегда на правильных женихов указывает: кому мил детектив с заплатами на одежде, а кому вообще безродный гипси. – Он усмехнулся в сторону. – И Мадлен к тому же не из вертихвосток: если б разлюбила, то так бы и сказала. А сердится она сейчас и изводит его, секретничает с этим Миреем, только затем, чтобы он сильнее её полюбил.

«Безродный гипси»… К щекам у меня прилил жар, и я отвернулась, чтобы скрыть смущение, а затем спросила нарочито громко:

– А Эллис сам об этом знает?

– Узнал бы, если бы со мной хоть раз поговорил, – невозмутимо ответил Лайзо. – А не бегал бы за советами к человеку, которому сладко людей мучить. Ну и поделом.

Я невольно рассмеялась. Бедный Эллис! Действительно говорят – что посеешь, то и пожнёшь.

Теперь мрачные тени, преследовавшие меня с самого визита в особняк Хэмпшайров, развеялись без следа. Платок, намоченный в чае, Лайзо передал в Управление; оставалось только ждать результатов, а потом… если яд действительно обнаружили бы, боюсь, мне бы всё же пришлось рассказать дяде Рэйвену правду.

Чем бы это ни грозило красавице Фэйт.

…Погода выдалась чудесная, жарко было по-летнему. Я проснулась ещё до рассвета, вместо завтрака разобрала переписку и отбыла в «Старое гнездо». Звук моих шагов далеко разносился по улицам, пустынным в ранний час; посреди бледного неба солнце казалось зеленоватым, точно светило сквозь линзу, наполненную застоявшейся болотной водой. Из-за этого моё белое платье выглядело немного грязным – досадно, право; к тому же в оборки на чересчур длинных юбках набился мусор – осколки бутылочного стекла, птичьи кости, фарфоровые кукольные головы…

– Что за беспорядок, – вздохнула я, доставая из-за пояса пиратский нож и обрезая юбки чуть выше колена. – Даже для сна это слишком. Не так ли, Абени?

Откуда-то сверху – не иначе как из сердца зелёного солнца – донёсся смешок.

– Значит, догадалась.

Теперь, если приглядеться, можно было различить, что пейзаж вокруг шит белыми нитками, и то была не метафора: неровные стежки виднелись повсюду. Зажав зонтик-трость под мышкой, я подцепила одну из нитей и потянула на себя… Заборы, крыши, стены, деревья и облака – всё сложилось, точно карточный домик при дуновении сквозняка. А вместе с декорациями уходил и свет, и вскоре мы с Абени остались вдвоём в удушающе-чёрном мире – две нелепые фигуры в одинаковых кукольных платьях.

– Когда мы наконец поговорим? – прямо спросила я.

Абени поднесла белый костяной веер к губам, тёмным и гладким, как полированное дерево.

– Скоро, – улыбнулась она. – Он слабеет. Он чаще смотрит в сторону. Мы должны выбрать правильное время…

Внезапно Абени замолчала. А потом с тихим, леденящим душу треском её губы рассекла глубокая трещина, и ещё одна, и ещё… Кукольное лицо раскалывалось и истаивало в воздухе, а она словно и не замечала, как исчезает по частям.

В груди у меня разлился болезненный холод.

– Правильное… И какова же цена ошибки?

Веер упал на ворох ткани, и шёпот прозвучал изнутри моей головы:

– Смерть и порабощение – для тебя. Несмерть и несвобода – для меня.

Задыхаясь, я села на кровати. Спальня выстыла; окно было распахнуто, и занавеси колыхались на ветру, раздувались, как паруса.

Ещё вчера то, что Валх перестал врываться в мои сны и подсылать убийц наяву, казалось очевидным благом. Но теперь мне стало страшно. Абени сказала, что он ослабел, но что означала эта слабость для нас? Возможность избавиться от давнего преследователя…