– Правда! Типа потому что нам завтра придётся куриц разделывать. Но он сказал, что играть можно только в блуждалки, – ухмыльнулась я. Неважно, знала ли она, что в конце я соврала. Это было весело в любом случае.
Мы играли в блуждалки с тех пор, как нам исполнилось пять и семь лет. Надо было накрыть себя простынями, закрепить их повязками на глазах, привязать себя друг к другу и без обуви, в одних носках неуклюже расхаживать по лесу вокруг нашей собственности. Где мы окажемся в конце, можно было только гадать. Мы теряли часы, играя в ивовые прутья, смеясь, цепляя на себя колючки репейника. Это было самое лучшее развлечение, но Сефи отказывалась играть с прошлого лета. Она сказала, это потому, что она начала учиться в старшей школе. А я сказала, что просто её маленькая грудь не даёт ей держать равновесие.
Сеф закатила глаза, но они так и сияли.
– Я для этого слишком взрослая.
– Нельзя вырасти из расхаживания в простыне. Пожалуйста? У нас осталось совсем немного времени до ужина.
Она посмотрела на зубную щетку и на полоску порошка, которым она мыла. Ванна была белой по сравнению с оставшимся серым порошком. Я видела, что она хотела выжать побольше из этой сделки, но её добрая натура победила.
– Ладно.
– Ю-ху! – Я не дала ей время передумать. Я помчалась искать всё необходимое, а потом вывела её на улицу. Мы захихикали после того, как набросили простыни, как призраки в Хэллоуин, но остановились, когда надели повязки, которые удерживали их на месте.
– Надо привязать наши колени друг к другу, – предложила Сефи.
Тогда я и поняла, что она полностью в деле. Связка на коленках была самой сложной. Тогда нам нужно было договариваться о каждом шаге, чтобы не свалиться, как мешок с картошкой. Я позволила Сефи завязать узел. У неё это лучше получалось, чем у меня.
– Эй, – сказала я, пока она обматывала верёвку вокруг моей коленки. – Мне правда кажется, что Уэйн в тебя втюрился. Он спрашивал про тебя позавчера. Я забыла сказать.
Я не видела её лица, но я знала, что она улыбалась.
– Что он спросил?
– Какой твой любимый цвет.
По дерганью веревки я поняла, что она обмотала и свою коленку. Дурашка залез под мою простыню, и я его оттолкнула.
– Как думаешь, на него напал Растлитель Честер, как на Краба? – спросила Сефи.
Унижение и страх, которые я испытала, когда Краб загнал меня в угол в оркестровой, вернулись, обернувшись вокруг моих ребер, как слишком тугая веревка.
– Я думаю, что папа может знать. Мне кажется, он уже говорил об этом с сержантом Бауэром. Не хочешь помочь мне потом порыться в его вещах?
– А что мы будем искать?
Я пожала плечами под простыней.
– Не знаю. – Я вспомнила слова мамы о том, что напавший на Краба был в маске. – Улики, наверное. Например, может, Бауэр дал папе копию полицейского отчета и там написаны имена пострадавших мальчиков и что с ними случилось?
Мы какое-то время молчали.
– Ты правда думаешь, что я нравлюсь Уэйну? – тихо спросила она.
– А чему тут не нравиться? – Я стряхнула с себя тревогу и шагнула вперёд, проверяя узел. Сефи скользнула со мной безо всяких слов. – Только кроме храпа. И воняешь ты, как ослиха. Но в остальном…
– Я не храплю.
Теперь мы почти бежали, держа руки перед собой, и мою кожу покалывало от предвкушения столкновения. Кошеная лужайка уступила место густой траве и хрустящим палочкам на опушке леса. Мы направились в лес, запах тайн и гниющих листьев становился все сильнее, вместе с тем как воздух – прохладнее.
– И к тому же, ты пахнешь, как
Я засмеялась, и она тоже.
– Дерево! – предупредила я, когда моя рука встретилась с прочным стволом. Мы обе двинулись вправо, слегка ударяясь друг об друга.
– Ещё одно дерево! – захихикала Сефи и споткнулась.
Я поймала её за руку до того, как она упала.
– Эй, Сефи. Мне кажется, мама с папой нормально воспримут, что ты хочешь быть парикмахершей. ― Конечно, это не так. Но мне было хорошо, и я хотела поделиться этим чувством.
– Ты так думаешь?
– Определённо. – Мы молча хрустели нескольких минут. Когда под нами появилась узкая прогалина, мы обе упали в неё. Мой локоть задел что-то острое, когда я рухнула на землю.
– Ай!
– А где мы? – спросила Сефи рядом со мной. По правилам мы не могли смотреть, не могли снять простыни, пока не потеряемся окончательно. Но её голос был слишком тонким.
– Не знаю. Ты в порядке?
Порыв ветра дал мне понять, что она снимает простыню, что было явно против правил.
– Сефи!
– У меня идёт кровь.
Я ахнула и сбросила повязку, а затем и простыню. Мы были так глубоко в лесу, что игра света и тени в деревьях делала все вокруг похожим на подводный мир. Мы с Сефи лежали бок о бок в мокрой дубовой роще, которую никогда раньше не видели. Здесь пахло глиной, гнилью и медью. На коленке Сефи была тонкая кровоточащая полоска. По её щекам текли слезы.
– Что случилось? – спросила я её.
Она указала мимо наших простыней, которые были слишком белыми на фоне заплесневелой лесной подстилки, на кости почти такого же цвета, торчащие из земли.
Я закричала.
Глава 19
М