Когда деревья молчат

Я перепробовала всё, убедилась, что ничего не упустила. У меня уже болел живот, но я всё равно возвращалась к одному салату, выставленному как горячее блюдо ―восхитительно-хрустящие листья салата, а сверху солёные кусочки бекона, майонез, помидоры, ярко-зелёный сладкий горошек, который лопался у меня во рту, всё это было покрыто ещё одним слоем майонеза, потом ещё больше бекона и тёртого сыра чеддер. Я возвращалась туда четыре раза и в течение нескольких секунд притворялась, что убираю кусочек бумаги или передвигаю тарелку с печеньем, чтобы зачерпнуть побольше этого салата на свою тарелку.

Как только люди закончили есть, Кристи сняла одежду. Она всегда начинала первой, её грудь с большими сосками висела, указывая вниз, на треугольник лобковых волос, а её взгляд был вызывающим. Первые годы я ещё смотрела на неё. Так она объявляла, что здесь можно быть голой, что она свободна, что именно так проходят эти вечеринки.

Тогда-то и уехали мистер и миссис Фрейз. Казалось, никто, кроме меня, этого не заметил.

Вскоре другие женщины начали раздеваться, хотя некоторые из них прежде требовали от папы внимания один на один. Я не знаю, как он уговаривал этих респектабельных женщин раздеваться, никогда не могла этого понять, хотя и клялась на каждой вечеринке подслушать, что он им говорит. Наверное, я каждый раз отвлекалась на еду, потому что, когда я оборачивалась, ещё несколько женщин были голыми, а потом ещё. Мужчины снимали рубашки, но обычно они оставались в шортах. Тогда все они начинали играть в крокет или дартс на лужайке голыми (женщины) или почти голыми (мужчины), и тогда в уборке не было никакого смысла, и все в конце концов отправлялись в амбар, словно собаки в течку.

Еще не совсем стемнело, но большинство людей уже там исчезли. Оттуда доносилась бойкая индийская музыка. В прошлом году я заглянула в одну из щелей амбара. Было трудно отвести взгляд, но ещё труднее было продолжать смотреть. Я не собиралась смотреть снова.

– Помоги мне помыть все кастрюльки, – скомандовала Сефи. Перед тем как мама направилась к амбару под руку с каким-то парнем, она приказала нам убрать всю еду. Сефи расценила это так, будто теперь она тут за главную.

Я покачала головой.

– Я пройдусь по тропинкам и проверю, не выкинул ли кто стаканчики.

Сефи на это не купилась.

– Можешь с радостью это сделать, когда вся еда будет убрана. Я ни за что не буду делать это одна. ― Выйдя из-за импровизированной барной стойки, она надела один из маминых фартуков и, очевидно, считала, что он дает ей право командовать всем миром.

Что ж, она хотя бы больше не флиртовала с каким-то стариком. Он был почти ровесником отца, и они слишком громко смеялись над словами друг друга, весь день и весь вечер. Мне от этого просто блевать хотелось.

Я окинула взглядом этот чудовищный беспорядок: груды вывалившейся еды, на которую уже успели позариться кошки, покрытые коркой кастрюли, которые нужно было вымыть и вернуть владельцам, вилки, стаканы и тарелки, сложенные опасно высоко.

– Взрослые должны помочь.

Сефи подняла кастрюлю, даже не потрудившись ответить.

– Ладно, – сказала я. – Я помогу убрать еду и собрать мусор, но на этом всё. Мама даже не сказала, что мы и это должны сделать. Не мы же устроили весь этот беспорядок.

Сефи по-прежнему не отвечала. Она вела себя так деловито, выглядела такой взрослой в этом фартуке, вдобавок к тому, что целый день была барменшей. Я надеялась, что она не считает себя моим боссом.

– Пойду в дом за мусорными мешками, – неохотно сказала я.

Часть из тех, кто не пошел в амбар, начали играть на музыкальных инструментах у костра. В тёплом вечернем воздухе звучала мандолина, а запах древесного дыма успокаивал, но я была уверена, что основная вечеринка проходила в амбаре. Вот поэтому я и удивилась, услышав людей в доме, когда забралась на крыльцо. Я остановилась, прислушиваясь. Те, кто находились внутри, были в гостиной и поэтому не заметили меня. Когда я услышала, как невнятно звучат их слова, то поняла, что мне не стоит беспокоиться.

– Да не, это просто детский лепет. От них же сплошные неприятности, от этих парней из Впадины.

Я оживилась. Это говорил Арамис. «Арамис – как вонючий одеколон, – мысленно поправила я себя, – а не мой любимый мушкетёр». Я на цыпочках подошла к кладовке, чтобы схватить черные мусорные мешки у стены, надеясь, что смогу убежать незамеченной. Сладко-вонючий запах марихуаны пробивался даже через две комнаты.

– Думаешь, они все врут? Ради внимания? – это был незнакомый голос.

– Ты сказал, что они друзья, – мой папа.

– Во всяком случае, соседи, – поправил Арамис. – Более или менее. Крэбли, Милчмен, тот парень Клепперт. Все они живут во Впадине.

Крэбли, Милчмен, тот парень Клепперт.