Когда герои падают

Так что, в то утро я быстро собралась и оделась, чтобы поймать такси до частной клиники Моники. Стая тревожных и взволнованных птиц порхала в моем животе при мысли, что меня могут вылечить за двадцать четыре часа.

Я уже почти вышла за дверь, когда Данте позвал меня из кухни.

Все во мне хотело избежать его и смущения от того, что меня обвинили в вуайеризме накануне, но я знала, что в конце концов нам придется пообщаться, поскольку я была его адвокатом и вынужденной соседкой по комнате.

Поэтому я глубоко вздохнула, приказала себе перестать вести себя как стыдливая школьница и вошла в гостиную.

— Поздновато ты сегодня стартовала, — заметил он с островка, где сидел на табурете, попивая эспрессо и читая «Il Corriere», популярную итальянскую газету.

Меня поразило, как он мог сидеть с таким спокойным и невозмутимым видом, когда я видела его в самом уязвимом состоянии прошлой ночью, голого и покрытого брызгами собственной спермы, как картина Поллока. Но разве не это было частью его привлекательности? Данте не испытывал стыда, не прятался и не терпел дураков. Если бы я хотела смутиться, я могла бы, но это не повлияло бы на его восприятие того, что он, несомненно, считал естественным занятием.

То, что я могла восхищаться им, уважать его даже больше, чем до этого случая, было настолько же возмутительно, насколько и правильно.

С самого начала Данте заметил мои рыжие волосы и повернулся ко мне, как бык, намереваясь разрушить все баррикады, между нами, в своем стремлении добраться до меня. Меня до сих пор знобило от мысли, что он может захотеть сделать, когда и если ему это удастся, но этот холодок был лишь прохладным ветерком по сравнению с огненной бурей желания, которая охватывала меня в последнее время всякий раз, когда мы оказывались в одном пространстве.

Я колебалась, нервно поглаживая рукой свою кашемировую водолазку.

— У меня назначена встреча, о которой я тебе говорила.

Он нахмурил брови, и я почувствовала, как он красив, как мне не хватало вида его широкого, красивого лица, пока я избегала его последнюю неделю. На нем тоже была черная водолазка, плотно облегающая все его рельефные мышцы, подчеркивающая бездонную черноту его глаз и волос, так что он выглядел не иначе как зловеще.

Я тут же вернулась к тому, как наблюдала за ним обнаженным и возбужденным в его кабинете. Мускулы обнажились перед моими глазами, напрягаясь и подпрыгивая в такт ощущениям, которые он извергал из своего члена.

По мне пробежала дрожь.

Данте заметил это и, казалось, собирался прокомментировать, но потом снова нахмурился. Вместо этого он потряс меня, предложив:

— Давай я отвезу тебя.

— Нет, — чуть не огрызнулась я, направляясь обратно в прихожую. Это последнее, в чем я нуждалась — чтобы этот невероятно мужественный мужчина знал, что я даже не могу кончить, как нормальная женщина. — Нет, я возьму такси. Нет необходимости срываться с места.

— Это же операция, не так ли? Разве за тобой не должен кто-то заехать, когда ты закончишь?

— попросила друга привезти меня обратно, — объяснила я.

— Он знает, что ты останешься здесь?

— Я ему доверяю.

И я доверяла. Бо никогда не причинит мне вреда, а людей, которым я доверяю, можно пересчитать по пальцам одной руки, так что это о чем-то говорило.

— Если я тебе нужен, ты мне звонишь, si [87]? — потребовал Данте, все еще хмурясь. — Мне это не нравится. Ты должна рассказать мне, что именно тебе делают, чтобы я мог быть готов заботиться о тебе.

Из меня вырвался резкий смех, мое вчерашнее унижение было перечеркнуто мрачным юмором и гордым одиночеством.

— Мне не нужен присмотр, и я с трудом могу представить тебя в роли няньки. Не беспокойся обо мне, Данте. Со мной все будет в порядке. Я всегда в порядке. А сейчас мне нужно спешить, всего хорошего.

Я выскользнула из комнаты, прежде чем он успел запротестовать, поймав его приглушенное:

— Только она могла надеть каблуки на операцию, — а затем крикнул: — In boca al lupa![88], — прежде чем войти в лифт.

Удачи. Буквально переводится как «В пасть к Волку.»

Мне потребовалось мгновение, чтобы решить, благодарна ли я или раздражена тем, что он не стал допытываться у меня, как он мастурбирует, но в итоге я остановилась на благодарности. У меня были более важные вещи, на которых стоило сосредоточиться, даже если мои мысли возвращались к тем скандальным образам, как жесткая хватка к мокрому мылу. Пока такси пробиралось сквозь утренние пробки к месту назначения, мои нервы начали разъедать все остальные мысли в голове.

Когда мы подъехали к обочине, я уже нервничала, ладони сильно вспотели, пока я оплачивала проезд и заходила в здание к Монике. К тому времени как я добралась до ее этажа, мой лоб был холодным от обильного пота, и когда Моника вышла поприветствовать меня, она нахмурилась.

— Нервничаешь? — мягко спросила она, взяв меня за руку, проводя в отдельную палату ожидания. — Для этого нет причин, Елена. Я делала эти процедуры сотни раз. В конце концов, я лучшая в городе.