Когда я падаю во сне

Беннетт отвязал канат и уселся рядом со мной.

– Э-э… на воде будет прохладно. Наверное, тебе понадобится кое-что потеплее. – Он достал из спортивной сумки красную хлопковую футболку. – Извини, малость попахивает рыбой. Я держу ее здесь на случай, если вдруг понадобится сухая одежда, поэтому она впитала все запахи.

Я взяла футболку, заметив, что Беннетт почему-то отводит глаза.

– Да, пожалуй, ты прав. Я давно уже не каталась на лодке и все забыла. – Я натянула футболку. На груди изображена рыба, а под ней – надпись: «Моего угря одной рукой не обхватишь». Я рассмеялась. – Прикольно, мне нравится.

Впервые на моей памяти Беннетт покраснел. Он отвернулся и принялся рыться в сумке.

– Мейбри подарила. – Он вынул бейсболку с логотипом университета Южной Каролины и такой же козырек. – Когда взойдет солнце, не помешает. Я и крем от загара захватил.

– Спасибо. – Я взяла у него козырек. – Помнишь, мы однажды поехали на рыбалку и обгорели? Как вспомню, так вздрогну. – Я приподняла футболку и указала на живот. – У меня там родинка, и из-за того ожога я каждый год хожу на осмотр к дерматологу. А помнишь, как мы выбрались на НортАйленд и я заснула на пляже?

Беннетт не ответил. На его лице появилось странное выражение.

– Что с тобой?

– Все нормально.

Он запустил мотор, и мы поплыли прочь от берега. На ласковых волнах реки Сампит сонно покачивались громоздкие рыбацкие лодки и изящные яхты. Солнце медленно выползало из-за горизонта.

– Куда мы?

Беннетт направил лодку к небольшой протоке.

– На затопленную рисовую плантацию. На краю болота есть гнездо скопы. Я видел там птицу – наверное, это самец. Обычно самцы вьют гнезда, чтобы самке было куда вернуться после зимы.

– Хорошо.

Я не обращала внимания на птиц, потому что изучение птичьих повадок не входит в школьную программу, и единственный случай, когда мне могут пригодиться эти знания, – какая-нибудь викторина. В свое время мы с Беннеттом заключили пакт, что если будем участвовать в викторине, то все вместе. Я возьму на себя вопросы про музыку, он – про птиц, а Мейбри – остальное, потому что вечно читает газеты и журналы и знает все на свете.

Придерживая козырек, я взглянула в светлеющее небо и глубоко вдохнула терпкий соленый воздух. Над нами парила большая птица с белой грудкой. Крылья с изнанки белые, а на концах – темно-коричневые.

– Смотри, вон там.

– Это и есть скопа, – пояснил Беннетт. – Когда я обнаружил гнездо, то решил почитать про них в интернете. Мейбри должна радоваться, что мы не скопы.

– Я могу с ходу придумать множество причин, почему ей следует этому радоваться. Какую из них ты имеешь в виду?

Беннетт изо всех сил старался не рассмеяться и сохранить на лице скучающее выражение всезнайки. Очень в его духе. Как здорово, что между нами снова все по-прежнему.

– Ну, раз уж ты спросила, птенцы скопы вылупляются не одновременно, а с промежутком дней в пять. Соответственно старший птенец крупнее младшего. Если еды хватает, тогда хорошо. А вот если ее маловато, старший съедает все первым, а младший погибает от голода.

– Ничего себе! А ты на сколько минут старше Мейбри? На пять?

– На семь. – Он улыбнулся до боли знакомой улыбкой, и я расслабилась. – Ей не стоит забывать об этом.

Мы поднимались вверх по течению, петляя по ручьям и протокам. Раньше я знала эти водные пути как свои пять пальцев. Их изгибы и пересечения изменялись с приходом прилива и возвращались в первозданный вид, когда вода утекала обратно в океан. Сколько времени прошло! Теперь, пожалуй, я их и не вспомню. Как же так? Когда я успела потерять эту важную часть своего детства? Я огляделась, пытаясь определить, где мы находимся. Нас окружали заросли ситника и спартины, рядом возвышались широкоствольные кипарисы, задрапированные испанским мхом. На ветвях чистили перышки бакланы. Все как в детстве. Сердце сжалось от тоски, и я глубоко вдохнула влажный воздух, надеясь, что полегчает.

Мне нравилось, кем я стала. Честное слово. Я терпеть не могла себя прежнюю, однако вдруг осознала, что скучаю по той девочке, которая знала наизусть все тайные протоки, различала птичьи голоса и быстрее всех вскрывала устричную раковину. К сожалению, избавившись от того, что меня раздражало в самой себе, я избавилась и от нее тоже. Мне стало горько.

– Ты как? – Беннетт замедлил ход, подвел лодку к берегу и выключил мотор.

– Все хорошо, просто отвыкла от влажности. – Я потянулась за термосом. – Хочу кофе. Налить тебе?

– Да, пожалуйста. – Он вынул из сумки два пластиковых стаканчика. – По-прежнему пьешь черный?

Я кивнула, польщенная тем, что он помнит, и налила нам крепкий кофе.

– Видишь гнездо? – Беннетт указывал на небольшую площадку на верхушке старого бетонного столба.

На фоне оранжево-лилового неба ярко выделялась груда палочек, веточек и травы. Эх, жаль, нет под рукой красок и альбома. Я бы повесила рисунок на стенку своего пустого рабочего места как напоминание о доме.

– Ага, вижу. Может, стоит забраться наверх и проверить, достаточно ли там удобно для дамы?

– Почему бы и нет? Если мистер Скопа тебя застукает, я приду на выручку.