Когда я уйду

И вот бургер исчез и картофель тоже. Живот полон, и меня слегка подташнивает. Поэтому я закрываю глаза и прислоняюсь головой к дверце шкафа. Она твердая и неподатливая. И это меня утешает.

Следующие четыре дня нам удается вести нормальные разговоры, что сначала кажется прорывом. Может, теперь мы не ходим на цыпочках по тонкому льду вокруг друг друга.

И я радуюсь, пока не понимаю, что все эти разговоры так или иначе касаются Памелы. Все началось во вторник вечером, после того, как он провел на ферме целый день с Памелой, Лингом и Коппером. Мы сидели на диване, вкладывая объявления о выпускном Джека в конверты цвета слоновой кости.

– Памела действительно умеет обращаться с животными, – сказал он. – Даже Линг заметил. Он назвал ее заклинателем лошадей.

– И детей тоже, – добавила я, вспомнив мальчишку на дне открытых дверей. Тот просто приклеился к ее ноге.

Потом в среду, пока Джек чистил клетку Герти на кухне, я услышала:

– Я говорил тебе, что брат Памелы – настоящий хиппи? Живет в Аризоне в юрт-коммуне.

– Интересно, – отреагировала я, гладя черно-белые завитки меха Герти одной рукой и одновременно скармливая ей морковку. – Она когда-нибудь навещает его?

Я пытаюсь представить Джека, сидящего у костра и спящего на земле.

В четверг я поджарила на гриле стейки из семги и сделала любимый соус Джека с укропом и йогуртом. Но вернувшись домой, он не захотел ужинать.

– Памела в знак благодарности принесла обед в клинику для меня и Линга.

Он погладил себя по животу.

– Я объелся.

Я накрыла его тарелку пленкой и сунула в холодильник.

– Как она заботлива, – фальшиво похвалила я. Что-то не давало мне покоя. Что Джек не предупредил по телефону, что не будет ужинать? Нет, за годы нашей жизни он пропустил множество ужинов. Но всегда съедал все либо поздно ночью, либо во время ланча на следующий день. Может, дело в том, что Памела принесла ему обед на работу, и я почувствовала, что она вторглась на мою территорию? О’кей, да, но я была также рада, что она заботлива и хорошо готовит. Именно такую я искала. Она не оставит Джека, когда меня не будет.

И только когда я в пятницу еду в Эмори, вдруг понимаю, что не давало мне покоя. Слова, сказанные Кейли, когда мы с Джеком только начали встречаться. Я как раз рассказала ей, что в начальной школе Джек играл на трубе, и до сих пор может сыграть часть «Буги-вуги Багл бой фром Компани Би».

– О боже. Ты наконец остановишься? – спросила она.

– Остановлюсь? Ты о чем?

– Прекратишь говорить о Джеке? Ты повторяешь его имя каждые две секунды.

Я и не замечала, что так и есть.

Но сейчас Джек делает то же самое. Постоянно повторяет имя Памелы.

Может, это ничего не значит? Может, это потому, что он всегда рассказывает мне о работе, а на этой неделе почти вся работа была связана с Памелой, и ее заклинанием лошадей, и ее классной стряпней.

Но разве я не этого хотела?

Я мысленно повторяю мантру Марты Стюарт, которая вертелась в моей в голове всю эту неделю, при мысли о Джеке и Памеле. Памела и Джек. Это хорошо.

Но если это действительно хорошо, почему я внезапно чувствую, что не могу дышать?

Черт бы все это побрал.

Только не это. Опять!

Я вцепляюсь в руль побелевшими пальцами и смотрю в зеркало заднего вида, прежде чем пересечь три полосы движения и с визгом тормозов остановиться на аварийной полосе. Хватаю губами воздух, но он никуда не проходит. Мои легкие блокированы, как перекрытая улица, и горят так, словно кто-то покрыл их расплавленным битумом. Сердце бешено колотится, охваченное паникой, хотя я уговариваю себя успокоиться.

Пот капает со лба, жжет глаза и только сейчас я замечаю, как мне жарко. И голова кружится. И все же мне как-то удается открыть дверь машины вовремя, чтобы выплеснуть на асфальт выпитый утром смузи.

Когда спазмы прекращаются, я откидываюсь назад и счастливо дышу ртом, несмотря на противный вкус кислоты во рту. Сердце бьется медленнее. Напряжение выходит из плеч, и почему-то хочется плакать. Я смотрю на часы на приборной панели и стараюсь взять себя в руки. Не хочу опаздывать на анализы. Но знаю, что должна сделать в первую очередь.

Тянусь за сумкой, вытаскиваю белую визитку и мобильник. Дрожащими руками набираю номер пульмонолога Патрика, чтобы договориться о визите.

– Вы потеряли вес.

Доктор Ранкофф хмурится, глядя в мою карточку.

– Вы достаточно едите?

Я немедленно вспоминаю холодный жирный бургер и картофель и чувствую себя виноватой за то, что так беспечно нарушила диету. Рак рисуется мне картонным чудовищем, жадно пожирающим мою безответственность, растущим в геометрической прогрессии с каждым днем. Заставляющим меня сбрасывать фунты, как турист сбрасывает слои одежды, когда добирается до желанного места назначения.

Не дождавшись ответа, она смотрит на меня, пристально изучает лицо.

– Вы хорошо чувствуете себя сегодня? Вы в порядке?

Опять это слово «в порядке».

Я знаю, что не выгляжу, будто я в порядке.