Когда я впущу тебя

У меня было такое ощущение, будто в моем теле поселилась тысяча невидимых насекомых, и я чесала руки, раздирая их ногтями, чтобы только избавиться от зуда. Я не могла просто сидеть и гадать, что они делают, в голове снова и снова крутились слова: «Почему они не понимают? Почему они не видят угрожающую им опасность? Почему они все такие близорукие?»

А если поймут – нет, когда поймут, – что тогда произойдет? Что мне нужно будет делать? На самом деле так далеко в будущее я не заглядывала. Мне не хотелось тратить время на рассуждения о последствиях моих действий. Последствия не всегда предсказуемы, а мой разум не занимало то, что я не могла держать под контролем, – это было запрещено.

Я ходила взад и вперед так много, что икры заболели, из-за постоянного напряжения все мое тело казалось негнущимся, я все время оставалась настороже. Я была словно сжатая пружина в ожидании чего-то, какого-то триггера, высвобождения. У меня в сознании возник образ змеи, спрятавшейся в высокой траве, и я быстро заменила его на их образ – они смеются, чокаются бокалами после того, как обсудили мелкие неудобства, мешающие им жить. Они празднуют, и могут себе это позволить, потому что те мелочи, на которые они жаловались друг другу почти каждую неделю, не были настоящими проблемами. Это были незначительные раздражители, о которых вспоминали, чтобы вызвать друг у друга улыбку. О них говорили вслух, чтобы напомнить себе, как хорошо, что у них только такие крошечные поводы для беспокойства. Они блаженные и счастливые. Они ничего не знают про боль и разбитые сердца, и про демонов, мучающих людей, которые живут в другой реальности. Их жизни – это посыпанные сахаром версии жизней тех людей, которым повезло меньше.

Мне так хотелось поднести зеркало к их реальности, будто взятой из сериала «Я люблю Люси», чтобы они увидели ее со стороны, но все же какая-то часть меня еще хотела защитить их и сохранить им эту жизнь. Я страшно хотела, – больше всего на свете, – такой жизни, в которой я могла бы отключаться, как только дети улягутся спать, и сворачиваться в объятиях мужа, только моего, на самом деле моего мужа, и увлеченно смотреть телешоу «Большой брат со звездами» или «Лучший пекарь Британии». Мне страшно хотелось снять телефонную трубку и поделиться моими жалкими страхами и мелкими неудобствами с людьми, у которых в жизни нет ничего более серьезного, чем начальник, которого они считают придурком и самодуром. Мне отчаянно хотелось беспокоиться только из-за пустяков вроде некупленного молока или страдать лишь из-за того, что приходится менять миллион описанных и обкаканных подгузников моему идеальному ребенку в моем идеальном доме. Мне не хотелось, чтобы зловонный яд, который бежал по моим венам, был первым, о чем я думаю, просыпаясь по утрам.

Но разум – удивительная и пугающая машина. Я напоминала себе маленького Альберта[16] с его страхом перед мохнатыми белыми крысами, я жила долгие годы с внушением, что я глупый и плохой человек, которому нельзя доверять. Я была запрограммирована видеть бесполезного и ни к чему не пригодного человека, когда смотрела в зеркало. И моя жизнь по законам самоисполняющегося пророчества стала именно такой. Жизнь без будущего. Поэтому я держалась за то, что имела, – разве удивительно, что я хотела все это защитить? Вы бы поступили точно так же, если бы оказались на моем месте.

Тьма снаружи была всепоглощающей и незыблемой, и все же я почувствовала себя комфортно, когда вышла из двери черного хода и позволила ночи окутать себя. Я в наибольшей степени чувствовала себя настоящей, когда находилась в одиночестве в темноте. Мои ноги двигались автоматически, тело знало, куда я хочу пойти, лучше, чем разум. Поэтому, когда я оказалась перед домом Элеоноры и Адама и уставилась на окно комнаты, в которой, как я знала, спал малыш Ной, я нисколько не удивилась.

Глава 28

Би

Был субботний вечер, а Би сидела дома. Одна. После шестнадцати лет упорной работы над собой, чтобы вернуться к нормальной жизни, она чувствовала, как соскальзывает назад в прошлое и опять становится испуганной девушкой-подростком, которая просыпается в своей кровати одна, и у нее все болит. Осознавая это, она впадала в оцепенение.

– Беатрис Баркер, тебе нужно взять себя в руки, – пробормотала она себе под нос, выключая девчачий фильм как раз на той минуте, когда ветреная особа женского пола и невероятно красивый мужчина с ослепительно белыми зубами поняли, что искали именно друг друга. Неудивительно, что представления девочек-подростков об отношениях так отличаются от реальности. Девушки в таких фильмах всегда очаровательны и идеальны, и даже их недостатки кажутся чертовски милыми.