Когда идет дождь…

Ну, это всегда. Даже, когда я думаю, что мне весело. Тоска, как одинокий выключатель на стене. Вот тут, тут! Неотвязно перед глазами. И некуда деться. Юрка… Он ждет меня. Мой ветер доносит до него мою любовь. Я счастлива, что живу! И люблю, люблю, люблю!»

Цыганка с оттянутым через плечо узлом, где спит ребенок, трогает Элю за рукав:

— Красавица, дай погадаю.

— Я сама цыганка, не видишь, что ли?

— Похожа, но не цыганка. Покажи руку, не откушу, и правду расскажу.

— Не надо мне твоей правды! Отстань, а? Все равно у меня денег нету, — и, сама не зная почему, не может вырвать руку из цыганских, таких цепких пальцев.

Цыганка, взглянув на Элину ладонь, покрытую сетью мельчайших морщинок, вскидывает бровь:

— Ого!

— Чего-ого?

— Да ладонь-то у тебя, сроду такой не видела, как у старухи или обезьянки. — Ну, хватит! Сама знаю, какая у меня ладонь. Да и судьбу свою знаю тоже, — она выдернула руку. Резко отвернувшись, зашагала прочь.

— А все равно болезнь у тебя, и черно все… — крикнула ей вслед цыганка.

— Вот дура-то. Что еще скажешь! — Эля передернула плечами, и вдруг как будто кто-то навалился на них и онемели руки. Замигали глумливо зеленые цифры на табло времени. Закорежилась, расплавляясь, чернота за окнами. И все остановилось…

Буркнул и засвистел микрофон дикторши:

— Объявляется регистрация на рейс Уфа-Ленинград… Зашевелились пассажиры. Эля взяла сумку и направилась к регистрационной стойке.

Мелодия цветов, затерянных вначале…
Я слышу эти ноты, похожие на сны.
Итак, Когда-то в старину с бродягой обвенчалась
Прекрасная любовь, дарящая мечты…
Прекрасная любовь с бродягой обвенчалась,
Связали их дороги, хрустальные мосты…

Ю. Шевчук,

Купленная на Синопке в старом бараке комната кажется обжитой и уютной. В туалете можно даже принять душ из виртуозно смонтированного приспособления.

И соседи хорошие. И еще совсем близко Александро-Невская Лавра…

Эля разложила на столе тетрадки.

«Я теперь ленинградка, а вот учусь в Уфе. Через два дня туда на семинар.»

В карниз окна стукнули раз, другой… Она бежит открывать дверь, топая ногами по коридорным щербатым доскам, чтоб случайно не наткнуться на крысу.

— Юр, ты? Да вас много…

Тряхнув хвостиками волос, отступает назад, кутаясь в свою старенькую шаль. И заваливаются большой компанией веселые поздние гости. А за окнами ночь и далекие искры звезд.

— Ты, что? Что губы надула? Не рада, что ль? — Нет, почему же… Все нормально!

Она круто разворачивается на пятках и идет в комнату.

Старинное здание бывшего Дворянского собрания. На мемориальной мраморной доске у входа золотыми буквами: «Здесь пел Федор Иванович Шаляпин». Теперь в этом здании — Уфимский институт искусств.

По роскошной лестнице с красивыми перилами можно спускаться не спеша, вот так величаво, как подобает настоящей даме. Спускаются только ноги, а тело плывет легко, как бы стекая по ступеням. А руки? Руки… Их же надо пристроить. И еще взгляд, такой независимый, слегка рассеянный, не допускающий, ни в коем случае, ни фамильярности, ни грубости с чьей либо стороны.

— Эльмирк! Ты куда? Поднимись, а? Там с этюдом надо Светке помочь.

— Вообще-то, мне бы домой… Ну, ладно, сейчас.

В аудитории уже куча народа. Прибежала Танька, которая теперь учится тут же, Артур, Сашка Верхоземский и Марина. Вполне творческая атмосфера. Все чего-го кричат, перебивая друг-друга.

— Все должно быть просто, как мудрая безмятежность ребенка. Накручивать тут не стоит.

— Ребята, стой! Надо пофилософствовать. Я недавно прочла у Метерлинка…

Даже где-то записала его мысли, сейчас.

Эля порылась в своей сумке и вытащила тетрадку. Спешно начала ее листать: — А вот, нашла! Слушайте, это про «Отелло»: «…Будет ли африканский воин обманут благородной венецианкой или нет — в нем все же есть другая жизнь. В моменты его жалких подозрений и самого грубого гнева, вокруг его существа и в его душе происходят события в тысячу раз величественнее…» Видали? Тайна. Тайна шекспировских трагедий. Почему они такие грандиозные по ощущению? А мы суетимся, мечемся… Что-то упускаем большое!

— Эльмирк, не мудри. Сие нам не дано. Масштабы другие!

— Нет, нет вы неправы! Простота в скользящей по стеклу капле, в которой отражается целый мир. К простоте что-то должно подключаться еще, какая-то непостижимая тайна лицедейства? Или смысл подстрочного текста?

— Душа нужна! — сверкнул глазами Саша.

— В самом деле! Это же так просто — душа. И так сложно…

А дома — сын Петя. Его очень часто не с кем оставлять. Вечером и в выходные дни с ним Лилия Федоровна. Правда, помогают подружки. Но Петька их совершенно не слушается и все в доме переворачивает вверх дном. Скорей бы детский садик! Тогда не будет проблем.