Когда исчезнет эхо

Было уже темно и довольно прохладно. Я порадовалась, что захватила кофточку. Не знаю, сколько времени прошло, по крайней мере, свое яблоко я доесть не успела, когда услышала стон, а затем хрип. Внизу, на берегу, кто-то был, и в тот момент я решила, что этому кому-то нужна помощь.

Я сбежала вниз с обрыва, потому что была уверена, что кому-то плохо, и увидела Вадима. Вадима и Катьку. Им не было плохо, наоборот, им было хорошо. Они оба были голые, и я вдруг, совершенно не к месту, подумала о том, что им, наверное, холодно, потому что у них нет моей кофточки.

Следом обрушилось понимание. Мой молодой человек и моя лучшая подруга занимались любовью на пустынном пляже. Что ж, Катька всегда отличалась целеустремленностью, и недаром она, обнаженная, танцевала перед Вадимом в свете луны. Он оказался обычным живым человеком, который не смог противостоять соблазну, тем более что я, в отличие от Катьки, его никак не поощряла.

Я как зачарованная стояла и смотрела, как они синхронно двигаются в так своим стонам. Я не могла двинуться с места. Просто стояла, гоняя дурацкие мысли в голове. О том, что им холодно, о том, что это, наверное, даже нельзя называть предательством, потому что Катька просто берет то, что давно хотела и что завоевала, заплатив ту цену, на которую я оказалась не способна, и потому что Вадим — всего-навсего мужчина, которому очень трудно отказать женщине, когда она себя предлагает. Еще я думала о том, как долго они занимаются «этим» за моей спиной. Откуда-то обрушилось понимание, что их любовные свидания начались давно. Тогда, когда я уезжала в Москву, а они оставались по вечерам вдвоем.

Потом Вадим закричал, запрокинув голову, дернулся и замер на мгновение, а затем откатился в сторону. Катька села на песке и тут заметила меня. Даже в темноте мне было видно, каким торжеством сверкнули ее глаза.

— Привет, Жень, — сказала она, и при упоминании моего имени Вадим тоже рывком сел на песке, поднял голову, и в его глазах я заметила страх. Точнее, даже ужас.

— Женька, — сказал он, и я не узнала его голос, таким хриплым, тонким и жалким он был.