Когда исчезнет эхо

Звук моего имени прозвучал как выстрел стартового пистолета, и я побежала прочь вдоль берега, увязая босоножками в песке. У меня было совсем немного времени, потому что я понимала, что Вадим бросится меня догонять, только для этого ему нужно было сначала одеться, и я использовала данную мне фору, стараясь сделать так, чтобы он меня не догнал. На фоне реки я была хорошо видна даже в темноте, и я метнулась в сторону, в заросли кустов, которые надежно скрыли бы меня от преследования.

Ветки царапали мне лицо, но я практически не ощущала боли. Весной я ездила в райцентр лечить зуб, и там мне впервые в жизни кололи обезболивающее, наркоз, и мне было очень странно не ощущать свою щеку, язык и даже кончик носа. Вот и сейчас мое тело было словно под наркозом, и я не чувствовала не только боли от царапин, которые оставляли прутья, но и душевной боли тоже. Просто знала, что она придет позже.

Впереди послышались голоса, а я была не готова к тому, чтобы с кем-то сейчас встретиться. Кто-то разговаривал, зло, сердито. И я присела в кустах, раздвинула ветки, чтобы увидеть, что происходит. На берегу горел костер, свет от которого рассеивал ночную тьму.

Мне было хорошо видно Митьку. Со связанными руками и ногами он лежал на песке, а рядом… рядом стояли эти двое. Честное слово, я не поверила собственным глазам. Они кричали на Митьку и били его.

— Говори, говори, куда ты это спрятал! — орал один. Я никогда не видела его таким, никогда не думала, что он может быть страшным, как дьявол из преисподней.

Митька молчал, хотя я знала, что ему больно и страшно. Второй пнул его ногой. Связанного беспомощного мальчишку, почти ребенка! Я хотела закричать, но не смогла выдавить из себя ни звука. Мне было страшно, что, заметив свидетеля своего беспредела, они начнут бить еще и меня. Хотя если бы я знала, что будет дальше, то все равно закричала бы.

Они долго пытались выяснить у Митьки, куда он спрятал что-то, что принадлежало им. Но он не отвечал. А потом… Потом один из них рывком поднял Митьку на ноги за веревку, которой были связаны его руки, потащил к реке и бросил лицом в воду.

— Говори, гаденыш! — он не кричал, а шипел, но ночной воздух разносил его слова так отчетливо, как будто я находилась рядом. — Говори, а то утоплю.