Когда исчезнет эхо

Ей показалось, что после того, как она пошевелила крышку, запах усилился. Не особо думая, что она делает, Юлька открыла крышку, которая с мягким стуком легла на деревянный настил двора, покрытый старым сеном, встала на коленки, заглянула вниз. Одуряющий сладкий запах ударил ей в нос так, что стало невозможно дышать. К горлу подкатила тошнота.

В подпол тянулся какой-то кабель, только сейчас замеченный Юлькой. Она провела по нему рукой, словно ища, к чему он ведет, нащупала выключатель, нажала на клавишу. Мягкий желтый свет озарил подвал, уходящий вправо, под жилую часть дома. В открывшемся Юлькиным глазам квадрате была видна только металлическая лестница, ведущая вниз, и поленницы аккуратно сложенных дров, действительно березовых.

Никакая сила не заставила бы Юльку спуститься по металлическим прутьям, выполнявшим функцию ступеней. Поэтому она легла на живот и свесила голову вниз. Где-то далеко-далеко, в другой Вселенной, оставшейся за дерматиново-ватной дверью в жилую часть дома, завыла дурным голосом Жужа. Снова раздался удар грома, и тут же пространство хоздвора озарилось яркой вспышкой молнии, разрезавшей небо, видневшееся сквозь открытые двери сеновала. И тут же за дверями рухнула стена дождя, собиравшегося чуть ли не две недели. Но и гром, и молнию, и дождь, и истошный плач Жужи Юлия Валерьевна Асмолова воспринимала словно сквозь вату. Глаза ее, не отрываясь, смотрели на то, что осталось от ее соседа Игоря Петровича Грушина. Он лежал на спине, откинутый мощным ударом на березовую поленницу. В груди у него торчали исчезнувшие из сеней вилы.

* * *

18 августа 1988 года

Я не знаю, что мне делать. Если попробовать описать, что я сейчас чувствую, то, пожалуй, сравнение может быть только одно: я стою на голой отвесной скале, на самом верху, на краю обрыва, под которым — глубокая пропасть. Скала рушится под моими ногами, от нее отлетают огромные валуны, которые с грохотом катятся вниз, в ревущее под моими ногами ущелье. Площадка, на которой я стою, становится все меньше и меньше, еще чуть-чуть, и я рухну вниз, полечу, ударяясь об острые выступы, разбивая в кровь лицо, руки, ноги. К тому моменту, когда я долечу до низа и упаду в ревущие волны беснующейся на дне ущелья горной реки, я уже давно буду мертва. И холодная вода равнодушно примет мое тело, в котором не останется ни одной целой косточки, а горный поток унесет меня прочь, чтобы выбросить на берег где-то далеко-далеко от моей нынешней жизни.

Да, именно так я себя чувствую. Мое совсем недавнее счастье разбито, разрушено, сметено, уничтожено. И самое страшное, что думаю я не о потерянной любви, первой, а оттого особенно прекрасной. Я думаю о том, что рухнули основы моей жизни, все, что мне было дорого, все, на что я привыкла опираться, все, что казалось незыблемым и вечным.

За один вечер, да что там вечер, за один час я увидела сначала предательство, а потом убийство. Я пишу эти слова, и мне кажется, что рассудок вытекает из меня вместе с шариковой пастой из ручки. Если бы ты, мой дневник, мог подсказать мне, что делать дальше…