Когда исчезнет эхо

— Это удочка не Алексея, — тихо сказал Василий Васильевич, который отчего-то теперь волновался. — Это удочка Игоря. Игоря Петровича Грушина, который пять дней назад ушел на рыбалку и не вернулся.

— Вы в этом уверены? — спросила Юлька шепотом, потому что у нее внезапно пропал голос. — Откуда вы знаете? Все удочки выглядят одинаково.

— Нет, все удочки разные. — В голосе соседа сквозило нетерпение. И еще какая-то усталость, словно он только что не пятилитровую канистру с водой пронес по деревенской улице, а разгрузил вагон с углем. — И эта тоже особенная. Вот тут, видишь, она изолентой перетянута. И не синей, а красной. Это я ее Игорю давал. Недели две назад. У него удилище треснуло. По-хорошему, выбросить бы ее надо было, но он мужик прижимистый, я бы даже сказал — жлоб, вот и попросил у меня импортную изоленту. Я дал, мне не жалко. В моем дворе он это и заматывал, а я заодно еще вот это углядел, — он подцепил пальцем леску и показал на маленькую металлическую детальку, которая, как знала Юлька, называлась «грузило». Она была чуть сплющена, как будто по ней ударили молотком. — Грузило у него самодельное, — пояснил Василий Васильевич, — из подручных материалов в своем автопарке делал. Так что его это удочка, даже не сомневайся. А раз так, значит, когда он на рыбалку пошел, к тебе зачем-то заглядывал и удочку оставил. Ты как думаешь, зачем?

— Зачем заглядывал или зачем оставил? — уточнила Юлька, во всем любившая точность. Василий Васильевич посмотрел на нее с чем-то похожим на уважение во взгляде. — Впрочем, я не знаю ответа на оба эти вопроса. Я в тот день его не видела. Мы с Вероникой в город ездили. Да вы и сами знаете, мы же вас у магазина встретили.

— Да. Действительно, встретили. — Василий Васильевич выглядел задумчивым. — И вот это все действительно непонятно.

Юльке стало страшно.

* * *

Следующая неделя в деревне Сазоново прошла как-то обыкновенно, пожалуй, даже рутинно. С утра Юлька топила печь, готовила сразу завтрак и обед, мыла полы, затем понемножку осваивала огородную премудрость при помощи Светланы Капитоновны, охотно согласившейся стать ее наставницей. Затем она бежала на речку и быстро купалась, после чего принималась за работу — либо в беседке, и тогда компанию ей охотно составляла Жужа, либо наверху, на сеновале, куда псина отчего-то заходить наотрез отказывалась.

Она вставала на пороге хозяйственного двора, шерсть у нее на загривке поднималась дыбом, Жужа рычала, переходя затем на жалобное повизгивание, почти скулеж, после чего у Юльки сдавали нервы, и она относила собаку в дом, где и запирала.

Часа в четыре Юлька обедала и снова бежала на речку, либо одна, либо в компании с Вероникой, которая охотно приглашала Юльку к себе в гости. Иногда к ним присоединялась Джемма, загадочная и невыразимо прекрасная. Рядом с ней Юлька остро чувствовала собственное несовершенство. Они вволю плавали и лениво валялись в шезлонгах, подставив лицо жаркому летнему солнцу.

Периодически в их планы вмешивалась летняя гроза, которая так и не оставила деревню в покое, все бродила кругами, словно примериваясь, иногда щекотала нервы маленьким колким дождем, томила наваливающейся духотой, грозила хмурыми тучами, но по-настоящему так ни разу и не разразилась.

Вечерами Юлька готовила ужин, на который иногда приглашала либо Николая Дмитриевича, либо все тех же Джемму и Веронику. Дочь соглашалась, а мать неизменно отказывалась, но Юльку это не огорчало. Ей и Вероникиного общества хватало с лихвой.

Пару раз к ним присоединялся Виктор, и эти встречи оставляли неприятный осадок, мутный, липкий, как ил на берегу реки, в том месте, куда не был завезен песок. К примеру, именно так было у омута под обрывом, к которому Юлька и Вероника один раз совершили вылазку. Просто так, из любопытства. Вода там была темная и холодная, а дно у кромки воды — вязким, жирным, чмокающим, словно трясина.

Юлька купаться там не рискнула, зная со слов местных, что обрыв глубиной метра в три, не меньше, начинается всего в нескольких шагах от берега, а Вероника попробовала, но быстро вылезла из воды. Видно было, что ей не по себе. Джемма, когда узнала про их поход к обрыву, отругала дочь, и они, словно две нашкодившие школьницы, пообещали, что больше так не будут.

Игорь Петрович так и не нашелся. Его удочку изъяли полицейские и осмотрели Юлькин дом, впрочем, не очень внимательно. Они обошли комнаты, поднялись на чердак, обследовали хоздвор вместе с Юлькиной импровизированной лежанкой и ушли, так и не найдя ответа на вопрос, как в коридоре оказалась удочка пропавшего соседа.

Юлька рассказала было про наблюдательный пункт в соседнем доме и даже сходила туда с одним из полицейских, но в доме было пустынно, спальный мешок, кружка и носки исчезли, и у Юльки сложилось впечатление, что полицейские ей не поверили.