Когда исчезнет эхо

Для ответа на этот вопрос нужно было спуститься в подвал. Юлька с сомнением посмотрела на железные ступени уходящей вниз лестницы. Нет, вряд ли она смогла бы по ним спуститься, даже если бы от этого зависела ее жизнь. Никогда-никогда у Юльки не получалось спуститься в кессон на даче родителей мужа. Ну неспортивная она, что тут поделаешь!

Березовые ряды притягивали взгляд, манили, разжигая любопытство. Права она в своих рассуждениях или нет? Действительно ли там, внизу, может находиться выдолбленное полено с украденным с прииска россыпным золотом? Ведь если она его найдет, значит, и все остальные ее рассуждения и попытка вычислить убийцу — правильные. Не узнаешь, пока не слазишь.

Юлька примерилась, встала на коленки, потом спустила одну ногу вниз, пытаясь нащупать лестницу. Господи, если она свалится, то костей не соберет! Ломая ногти, она вцепилась в деревянные доски пола. Дверной проем перегородила чья-то тень, большая и страшная. Юлька подняла голову и замерла, не веря собственным глазам. Сердце бухало в груди, подпрыгивало, то и дело подступая к горлу. На мгновение Юлька испугалась, что сейчас задохнется. Тень сделала два шага вперед и теперь возвышалась прямо над раскорячившейся на полу Юлькой. В руке тень держала топор.

— Если человеку, который сует свой нос туда, куда не надо, просто этот нос оторвут, это еще полбеды, — негромко сказала тень. — А вот если сломают хребет? Ты когда-нибудь об этом думала?

Смирившись с неминуемым, Юлька закрыла глаза.

* * *

День сегодня был особенно жаркий, поэтому Вероника наплавалась вволю. Из воды выходить не хотелось, плавала она хорошо, поэтому упорно боролась с течением, поставив целью доплыть до омута под обрывом. Волга в этом месте была быстрой, поэтому девушка заметно устала и, выбравшись на берег, чтобы отдохнуть, поднялась по откосу на обрыв, где росла старая сосна.

Ее корни, грубые, перевитые, как спутавшиеся морские канаты, торчали из песка, прочно удерживая берег, не давая ему обрушиться в реку. Мощью веяло от этого дерева. Мощью и мудростью, что ли. Как была, в купальнике, Вероника уселась на обрыве, спустив вниз ноги, и невольно залюбовалась открывшейся ее глазам картиной: рекой, где-то вдалеке целующейся с небом, мелким белым песком на берегу, зеленой травой, дерзкой хвоей, слегка коловшей голые бедра, но дарившей стойкий приятный аромат.

Да, пахло хвоей, и немного смолой, и еще чем-то неуловимым, но ясно дававшим понять, что на дворе лето. Не жаркое, впитавшее в себя разнообразные средиземноморские запахи итальянское лето, в котором марево колышется над расплавленным асфальтом и отражается от каменных мостовых, а русское, неспешное, пахнущее луговым разнотравьем и еще, пожалуй, парным молоком и малиной, пустившей сок на деревенском пироге.

С удивлением Вероника поняла, что ко всему этому уже привыкла. К далекому мычанию коров, которых в деревне было всего три. К ленивому жужжанию мух, бьющихся о вставленную в окно сетку, к вечернему звону комаров, туману, поднимающемуся от воды по ночам, негромким разговорам людей, которые по своему менталитету так сильно отличались от горячих, вечно спешащих куда-то и размахивающих руками итальянцев.

В Сазонове все жили так, словно впереди была вечность. Никто никуда не спешил, все подолгу пили чай, сидя на крыльце дома, вели неспешные беседы у колодца, тюкали молотком на крышах, возились в теплице, топили печи. И Веронике нравилась эта неспешность, тягучая, как сосновая смола, которую она сейчас лениво катала в пальцах. Что это, интересно? Голос крови, который никогда раньше не давал о себе знать?

Вероника привыкла считать себя итальянкой, хоть и гордилась своей русской красавицей-матерью, хоть и говорила с ней исключительно по-русски, пусть и не ощущая этот язык полностью родным. Но здесь, в Сазонове, она отчего-то ощущала себя обычной русской девчонкой, место которой было именно здесь, под большой сосной, хранившей, наверное, немало деревенских тайн.

Нужно было возвращаться домой, пока ее не хватилась мать. Джемма не была наседкой, но долгое отсутствие дочери вполне могло вызвать у нее тревогу. Неспокойно было в деревне после совершенного убийства, да и об опасности омута, над которым сидела сейчас Вероника, мать талдычила ей постоянно, категорически запретив раз и навсегда нырять с обрыва в реку.

Нырять Вероника и не собиралась. Вариантов было два: снова спуститься на берег и, зайдя в воду, позволить течению вынести ее обратно к домашнему пляжу или пройти верхом, чтобы оказаться на дороге, проложенной сквозь коттеджный поселок. Немного подумав, второй вариант Вероника отвергла — в одном купальнике идти посредине улицы неразумно. Хотя в коттеджном поселке не было столь рьяных блюстителей нравов, как в деревне, это все равно получался явный вызов общественному мнению. Здесь так было не принято.