Когда истина лжёт (СИ)

Конец урока, как и всего учебного дня, для меня прошёл незаметно. Вернее, я ощущала, что вот идёт биология, что надо сдать реферат, что надо зарабатывать оценку. Вот только это гадливое ощущение паршивой овцы, находясь в этом коллективе, усугублялось с каждым упоминанием меня, с каждым обращением ко мне, с каждым взглядом на меня. И почему всё крутится вокруг меня? Ненавижу быть в центре внимания такого количества людей. Не могу совладать с ним, теряюсь, делаю ошибки и ставлюсь посмешищем. Может, тогда мне стоило пойти к практиканту и выяснить всё с ним? Может, и стоило, но не исключено, что он бы узнал обо мне что-то такое, чего я не хочу показывать никому. А, как любой уважающий себя садист, он не преминул бы возможностью воспользоваться моей слабостью и сделать мне больно. От таких действий и помыслов я начинаю рассуждать, кто я: мазохист или садист. Чего во мне больше, желания причинять боль или ощущать её? Но всё, что я могла чувствовать тогда – отвращение ко всему, что меня окружает.

В церкви утверждают, что Бог – везде. В фильмах об умерших говорят, что они – везде. Учёные говорят, что наука – везде. Вот это «везде» сейчас наполнялось моим отвращением. И чувство, настолько сильное и влиятельное, прочно держалось во мне до самого дома, пока Варя не сказала, что написанную ночью работу приняли и поставили «отлично». Конечно, что же могло ещё меня вытащить из пропасти? Только семья. Пожалуй, я зря на них наговариваю. Да, иногда мне не дают сказать и слова, указывают, что делать, помыкают мной, но то, что я им нужна безо всяких подстав от этого практикантишки, меня радовало. Едва я ступила на порог квартиры, мне стало легче. Бремя публичности, когда все смотрят на тебя, ждут ошибки, чтобы посмеяться, исчезло. Сказать, что я ненавижу этого практиканта? Я скажу, вот только некому это сказать. А тому, кому можно это сказать, лучше не знать о молодом практиканте на месте умудренной опытом Светланы Евгеньевны.

Дома никого не было. Мама ушла уже на работу, близнецы – на учёбе, а сестра, встретившая меня в подъезде, умчалась к подруге. Даже у неё была подруга, у этой робкой, стеснительной, без своего мнения, особы. А Ксюша…. На её голову свалились ещё и сегодняшние происшествия: пусть я и предупреждала, но сейчас голова, наверное, у неё лучше всего работает во сне. Я даже не сразу услышала звонок, пока умывалась прохладной водой в ванной.

- Да, - вытирая полотенцем лицо, говорила я. Пришлось поставить на громкую связь.

- Кать, - притихшая, с сухим голосом. Плакала, что ли? – Можешь придти ко мне сейчас?

- Что такое? – я не поскупилась на обеспокоенность в голосе. Пусть помнит, что она всё ещё моя подруга, а не то, что она там себе надумала.

- Мне плохо, а поговорить – не с кем, - та-а-ак, это уже меня напрягает. Перестаю вытирать лицо полотенцем, вешаю на крючок и, выключая громкую связь, вместе с телефоном иду на кухню.

- В ближайший час у меня никого не будет. Если говорить при маме не хочешь, приходи ко мне, - Кравец, только не расплачься при мне сейчас. Я же не смогу тебя успокоиться по телефону.

- Хорошо, - сдавленно, словно её кто-то прижимал к стене и не давал говорить.

- Тебя встретить?

- Если не трудно, - когда мне было что-то трудно для тебя сделать, Кравец? Ты меня выводишь из себя. Бестолочь.

- Через пять минут выйду. До встречи.

Сбросила её вызов, позволила насладиться тишиной и мыслями, что она не одна и что я всё так же помогаю, когда ей очень плохо. Не хочу пока догадываться о том, что именно терзает Кравец – мне придётся слушать её душевные излияния в ближайшее время. Кстати, было бы неплохо узнать, что там у близнецов. Если они внезапно заявятся домой, то будет некрасиво. Напишу-ка смс Пашке.

К тому времени, когда мне звонила Ксеня, я до сих пор не переоделась, поэтому в ожидании ответа от брата поставила чайник кипятить воду на чай, без которого наш разговор, уверена, не обойдётся. Нашла в холодильнике пузырёк валерьянки – тоже пригодится. Из навесного шкафа с кучей разных чаёв и кофе достала успокаивающий травяной – со всякими ромашками и мелиссами. Сама не пью подобное, а вот маме помогает обычно. «Через полчаса дома будем. А что?» . Да нет, ничего особенного. «Погуляйте с Петрушкой где-нибудь ещё часик – у меня разговор по душам с Ксюшей будет» .

Я ждала подругу на улице, возле подъезда, измеряла шагами длину бордюра, любовалась клумбами и осенью. Ксеня шла легко, как всегда, выглядела прекрасно, и только на лице не было ничего. Похоже, она всё-таки плакала до того, как решилась позвонить мне. «Иногда я думаю, что голова ей нужна для красоты и слёз».

Пока мы входили в подъезд, поднимались на лифте и входили в квартиру, она молчала, уставилась себе под ноги и не произносила ни звука. Заваренный чай уже остывал, поэтому, едва она разделась, я собиралась провести её на кухню. Там, в семейной, домашней обстановке рассказывать душевные терзания проще и не так страшно. Там не существует никого, кроме тебя самого, собеседника и чая. Там… просто уютнее.