Когда истина лжёт (СИ)

Втроём, Паша, Петрушка и Варя, они выпили по половине своей стопки коньяка. Стоит ли говорить, что почти перед самым сном в них проснулся зверский аппетит? А, ещё на кухне стоял запах алкоголя, поэтому пришлось открыть окно, пока никто из родителей не учуял, и вести себя тихо. Если мама проснётся от нашего шума и учует ещё алкоголь, то, пила я или нет, но достанется мне, как всем. Кстати, не пила я потому, что Пашка запретил. «Тебе нет восемнадцати. Вот как станет, так и будешь пить с нами». Дискриминация.

В понедельник утром всё было так же весело, как и ночью. Завтракали мы все вместе, потому что мама встала со мной вместе и греть потом еду для каждого опоздавшего не намеревалась. Отец собирался на встречу, Варя написала за ночь работу с нуля, а близнецам не оставалось ничего, как просто послушаться мать, хотя им на вторую пару, и можно было поспать подольше. Я же первая пошла в душ, покушала, собралась, но вышла всё равно с отцом, потому что вдруг позвонила Лара, и мне пришлось искать у себя её книгу по биологии, внеклассную, которую она давала мне в начале месяца.

Сегодня было чуть прохладнее, поэтому вместо юбки пришлось надеть брюки, классические чёрные со стрелками, белую рубашку в мелкую красную диагональную полоску и пиджак с брошью. Я любила брюки, классику, но шесть дней в неделю так одеваться – неинтересно. Мне бы платьице, но прохладно уже становилось: без плаща или пальто его не поносишь. Ксени ещё не было, и мне пришлось ждать её у метро. Опаздывала капитально. Её усилиями мы чуть не попали под горячую руку правовички. Единственное, что спасло нас от гнева заранее пришедшей преподавательницы – мой авторитет в её глазах. Шепнув «спасибо», Кравец опустилась на стул за третьей партой, а я заняла своё привычное место под стенкой.

Обычный понедельник. Разговоры о субботе и казусе на семинаре у историка никто не вёл, чему я была несказанно рада. Даже то, что история у нас следующей по расписанию была, не изменила факта молчания. Правда, меня это не сразу насторожило, словно кто-то приказал всем избегать разговоров обо мне. Я не замечала ни косых взглядов, потому что все были очень осторожны. Даже Ксеня. Вот сейчас, зная, что будет дальше, я задаюсь вопросом, какого чёрта тот несчастный выход в коридор создал такой резонанс. Можно подумать, что мы там обжимались или целовались. Нет, я просто не понимаю, как можно было подставить меня таким способом? Ладно, тихушники с параллели, которые боятся высказать мне всё в глаза по каким-то там своим причинам, но эти-то почему молчат. Я искренне надеялась, что они меня просто боятся, боятся моей реакции, боятся услышать отговорки. Ведь де-факто они сами придумали, сами поверили и сами обижаются. Прикольно, правда?

В аудиторию ровно по звонку зашёл практикант, поздоровался и сказал Жене раздать стопку листов – наших контрольных работ. Выглядел он сегодня так же стильно, как всегда: однотонная светло-голубая рубашка, заправленная в чёрные брюки, лакированные блестящие туфли, часы и запонки. Пробежался взглядом по классу, сделал перекличку всё тем же способом, что и при знакомстве, и замолчал. Время вопросов.

- Егор Дмитрич, почему у меня пять? Здесь же столько подчёркиваний, - Женька, как истинный борец за справедливость, сейчас топила не только себя.

- Погоди, - он стоял у доски и брезгливо смотрел на доску. – У вас что, дежурных нет? Вы предлагаете мне писать белым по белому? Леонов, кто дежурный?

- Сегодня Абрамова должна, - озадаченно сказал староста и принялся листать свой блокнот, чтобы подтвердить или опровергнуть это.

- Сиди, Абрамова, - он жестом приказал сесть поднявшейся уже на ноги Ольке, отвернувшись от доски. – На моих занятиях дежурить будет постоянно один и тот же человек. И ему желательно не болеть, между прочим. Скавронская, хочешь дежурить?

С каких пор я козёл отпущения? Почему, чуть что, так сразу Скавронская? Я самая чёрная, что ли?

- Назначьте кого-то другого.

- Поздно. Я уже запомнил, что дежурной на моих занятиях будешь ты. Вперёд мочить тряпку и вымывать доску, - нет, постойте, что он себе позволяет? Это откровеннейшее хамство. Топить меня таким образом и помыкать – да он вконец окочуриться вздумал? Или, может, влюблённые лицеистки так дурно на него влияют, что у него проблемы с памятью? Я вроде бы ясно дала понять, что не заинтересована в нём. Тогда в чём дело? – Ну? Мне долго ждать, пока ты оторвёшь свою пятую точку от стула?

Я на деревянных ногах поднялась. Что сейчас отражалось в моих глазах? Злость? Ярость? У меня тряслись руки от его наглости, от того, что все вокруг позволяют ему так себя вести, что Ксеня растеряна. Вырвала из его рук тряпку так, что пыль от мела осыпалась на его обувь и брюки. Мои собственные потери меня волновали мало. Это ведь он следит за собой так тщательно. Вот пусть и ходит по аудитории целый час в грязной обуви. Усмехнувшись собственным мыслям, я даже не взглянула в лицо этому уроду. Пренебрежение. Ты заслуживаешь игнора и пренебрежения. На большее от меня не рассчитывай.