Когда киты выброшены на берег (СИ)

— Знаешь что, чудо-мальчик, за тебя незаслуженно много людей волнуется. Незаслуженно много людей готовы жопу рвать. Сам виноват. Спас, приручил, с рук некоторых кормил, привязал к себе, а теперь медленно тихим самоубийством занимаешься прямо у них на глазах. Ладно на блядство твоё сквозь пальцы терпеливо смотрят, надеясь, что одумаешься, но ты же не одумаешься, не остепенишься…

— Ты вот остепенился, — протянул Годжо, глядя в глаза Тоджи.

— У меня было, ради кого, — Тоджи отстранился.

— У меня тоже в своё время.

— Это «тоже» тебя на дно и утянуло.

— Лучше не продолжай, — оборвал его Годжо.

— Как скажешь, малыш Сатору, — Тоджи направился к выходу. — Если эта баба тебе действительно понравилась, а не была различением на одну ночь, то советую шанс не упускать.

— Твоими стараниями она и знать меня теперь не захочет, — кинул Годжо.

— А ты проверь. Может, дамочка любительница экстремальных ощущений, — приподнял бровь Тоджи.

— Дверь сам закроешь. Ты мне настроение испортил. Провожать не пойду, — заявил Годжо.

— Да уж, обойдусь, сладенький, не напрягай натруженное за ночь ножки, — хохотнул Тоджи и скрылся в коридоре квартиры.

Сатору подождал, пока хлопнет входная дверь. И только потом встал, подхватив кружку кофе. Прошёл в спальню. Оглядел расправленную кровать с перемятыми простынями. Потом подошёл к большому окну. Внизу начинала кипеть, бурлить, исходиться живым соком повседневность. Сатору сощурился и сделал пару глотков кофе. Не так он хотел провести это утро. Обычно всё идёт по желаемому Годжо сценарию, но главная героиня сегодняшней ночи внесла свои коррективы в сюжет.

Сатору усмехнулся. Ему и правда понравилась Сакура. С ней случился не только хороший секс и приятное времяпрепровождение. Да, она не смотрела на Сатору, как на кусок качественного, отборного, выращенного в лучших условиях мяса. Может, это из-за её незнания о профессиональной принадлежности Годжо? Если так, то навряд ли она теперь будет относится к нему не через призму предвзятости. Хотя, когда Годжо волновало, что о нём подумают. Просто было в Сакуре ещё что-то — только всковырни и потечёт тёмное, вязкое, с золотыми прожилками. Она обросла толстой бронёй и пластинами с металлическими шипами. А внутри пряталось нечто живое, дикое, а ещё тёмное и обреченное. У Годжо на такие экземпляры чутьё.

— За маской лица в лунном свете увидел плутовку-лису, — почему-то вспомнил Сатору хокку.

Что именно имел в виду Морио Таскэ, когда складывал слова в поэтичные строки, понять было не трудно. Но примерить их, как старое платье, можно было на многих. Как на истинных лисиц среди людей, так и на людей среди лисиц. А ещё на тех, кто за человеческой личной прятал нечто трудно определяемое, с тёмной чешуёй и янтарными глазами.

Тяжело вздохнув, Сатору подошёл к кровати и прищурился. Пригляделся к чему-то блестящему на стыке между подушками. Наклонился и подцепил пальцами кулон на леске. Это был тот, что вчера висел на шее Сакуры. Видимо, слетел, когда они… Впрочем, может и просто порвался. Сатору внимательно посмотрел на леску. Да, действительно порвался.

Камушек в его пальцах был крошечным. И не лазуритом, как показалась вчера, а сапфиром с несколькими пузырьками воздуха внутри. Если посмотреть под определённым углом, то свет через камень проходил так, будто через космическую сферу чуть искажённой формы. А если перевернуть, то походило на глаз со зрачком.

Под кожей зазудило желание увидеться с Сакурой.

Но слова Тоджи немного охладили буйную голову. Нет, не про «не упускай шанс», а про подмеченное сходство, впрочем, ошибочное — с Сугуру. Его теперь ко всему плохому или сомнительному, что связанно с Годжо, любили приплетать. Оставили бы уже в покое человека. Потому что о покойниках либо хорошее, либо ничего, кроме правды. Правду знали все, не все помнили о Гето хорошее. Только Сатору и ещё пара человек.

Чёртов Фушигуро-старший. Умеет же задеть за живое. Сам не так давно стал «правильным», чтобы жизни Годжо учить.

Помниться, до того, как влиться в русло имеющейся на данный момент повседневности, Сатору совсем выцвел. Потерял интерес ко многому, если не ко всему.

Он садился на первый попавшейся поезд и ехал, куда глаза глядят. От станции до станции. В основном без пересадок. Чаще дремал, устроившись на самом удобном и безопасном месте. Прятал губы и подбородок в ворот куртки или свитера. Шарфа, когда холода вошли в силу. Реже смотрел в окно. Мимо в стёклах мелькали огромные здания мегаполиса и строения меньших габаритов, яркое разнообразие бетона и стекла в одном глобальном воплощении, и серый, сложный в своей геометрии, но одновременно с тем простой и унылый лабиринт из домов попроще. Всех их объединяла бесконечная, никогда не кончающаяся паутина гудящих электрических проводов.