Ещё реже Годжо наблюдал за людьми уставшим, немного тяжёлым взглядом. Вот мама с ребёнком напротив, объясняла что-то строгим вкрадчивым голосом мальчишке, указывая пальцем в книжку в руках сына. Женщина эта помятая и вымотанная, хотя на первый взгляд очень даже респектабельно выглядит. Только круги под глазами и грустный взгляд, плохо проглаженная блуза под воротником и немытые волосы, хитроумно убранные в такую причёску, где сразу немытость и не разглядишь. Будь Сатору, чем заняться, он бы не разглядывал ни её, ни пожилого господина в старой шляпе, ни школьников в разных униформах. Будто здесь так много птиц с самым разным оперением. Вот у этого мальчишки явный интерес к однокласснице. Он совсем робко, пока она не видит, уткнувшись в книгу, держал её за лацкан форменного пиджака. Без намерения причинить вред или сделать что-то мерзкое. Вот у этого молодого человека слишком длинные руки и ноги. Небывало длинные. Как у самого Годжо. А ещё полный кошмар на голове — сплошной чёрный хаос. А вот у той пожилой леди дома кот. Рыжий кот, не собака. Сатору так думал. А ещё думал, что процентов на пятьдесят может ошибаться. Хотя, он никогда не ошибался.
Только один раз. Глобально. И по полной, тогда ещё не зная, что эти самые ошибки, когда ему перевалит за двадцать три, будут иметь каждодневный характер.
Но людей всегда было слишком много. Одни сменяли других. От станции к станции. И Годжо делал какие-то заметки едва ли не машинально, будто зарисовки в блокноте, которые за неимением важности либо забывались, либо хаотично перечёркивались.
Всё это было не важно. Совсем не важно.
Потому что тогда внутри цвела пустая меланхолия. Явственная потерянность. А ещё одиночество. Они смешались в одно серое, опустошающее, тягучее состояние. Оно не пахло и почти ничего не весило временами, а иногда превращалось в тяжёлые свинцовые шарики постепенно наполняющие пространство грудной клетки. И тогда обретало запах Токийского метро. На самом деле то, что въелось в память Годжо, было диффузией сразу нескольких ароматов, но без исключения всех принадлежали метрополитену. Именно поэтому он садился на поезда и бесцельно проводил так время.
Он двигался, дышал, даже думал автоматически — робот. Сам того не осознавал. Просто жил. Не так, как раньше, естественно. Так как раньше не будет никогда. И осознание этого факта тоже пришло не сразу. Не осознание скорее, а полное принятие. Тогда Годжо являл собой механическую заводную игрушку с ключиком на спине. А когда случались прозрения, к горлу подступал тяжёлый, мерзкий, до болезненного тугой комок, который Сатору не мог никак откашлять. Он замирал, будто кукла, за ниточки которой переставали дёргать, и с ужасом понимал, что делает что-то не то. Или открывал глаза где-нибудь в вагоне метро и устало смотрел в одну точку, ощущая себя древнем и очень побитым временем изваянием.
Уход Сугуру, который побрёл по тёмной дорожке неизвестности, выбил Сатору из колеи. Смерть Гето, его окончательная потеря убила в Годжо всякий вкус к жизни. Его можно было вернуть только шагая по грани.
Годжо с такими людьми, заранее обречёнными, всегда чувствовал что-то подобное. Но то был особый вид стоящих над пропастью личностей, как алмаз не огранённый — не каждый к ювелиру на стол попадёт.
Мрачно усмехнувшись, Годжо поднёс к окну сапфир, держа кулон за лески. Камень поймал свет и пропустил его сквозь себя голубыми, чуть с бирюза бликами. Что ж, забавная вещица. И хороший повод повидаться с её владелицей.
========== Часть 4 ==========
Комментарий к Часть 4
здесь случился небольшой экшн и мама ама криминал,
на самом деле, часть писалась только ради одной сцены,
и если читатели поймут, ради какой, автор будет на седьмом небе от счастья
я тут сделала набросок сакуры, вот: https://pbs.twimg.com/media/FJeTHvLWQAIgrQe?format=png&name=900x900
публичная бета включена
— Вы ужасно выглядите? — раздалось старческое ворчание.
— Благодарю, Итадори-сан. Зато вы бодрячком, — сказала Сакура.
— Оставьте лесть молоденьким кавалерам. Они ведутся на враньё, как дышат, — старик взглянул на доктора из-под густых бровей.
Он напоминал Сакуре демона Тенгу. И не только внешним видом, но и характером. Ворчливый, суровый, вечно всем недовольный. Бубнил себе под крючковатый нос и сверкал сурово тёмными глазами из-под бровей цвета смеси перца с солью.
— Я приму ваш совет на вооружение, Итадори-сан, — Сакура раскрыла папку, ещё раз глянула на анализы.
— Плохое воспитание, — раздражённо фыркнул Итадори-старший.
Сакура улыбнулась, приподняв уголок губ.
— Все почтенные господа в возрасте звучат одинаково, — вздохнула она, краем глаза заметив на подоконнике свежий букет. — Юджи-кун приходил?
— Ещё один разгильдяй! Нет бы, чтобы время в своём дурацком кружке с друзьями проводить, а он ко мне прётся глаза мозолить, — проворчал Итадори-сан.
— Вы не теряете бодрости духа. В вашем возрасте крайне полезная черта, — сказала Сакура.