Когда луна окрасится в алый

Генко взволнованно посмотрела на Йосинори, крепче сжав его руку, и он понял ее без слов. Его собственный сикигами – старуха Тайин – нависла над маленькой оммёдзи, оберегая ее от грядущей опасности. Генко отказывалась думать, что девушка уже сдалась, что пережитое настолько сильно отразилось на ней, что душа ее уже была мертва, хоть тело пока держалось.

– Нужно покончить с этим как можно скорее.

Сусаноо вышел вперед, грозно глядя на вершину горы, откуда дул ветер. За его спиной полыхал погребальный костер, и Генко невольно отметила, что просьба Аямэ все же была удовлетворена. Красная луна угрожающе нависала над лесом, словно пыталась запугать людей и богов, но их упрямые и решительные взгляды указывали на готовность встретиться с врагом.

– Нужно ослабить Озему, – произнесла Генко, рассеянно глядя на потерянную оммёдзи и бездумно поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Йосинори. – Теперь это может получиться. Как я и думала, туман Ёми, который не давал нам подняться в горы, следует за Озему.

– Что нужно сделать? – Он отреагировал сразу.

– Иссушить реку. Силы Озему привязаны к ее истоку. Он наверняка поглотил Хоси-но-Тама с силами ками, но если изначальный источник жизни оборвать или хотя бы ослабить, мощь его снизится.

– Насколько могущественным он может быть сейчас?

Словно в ответ на вопрос, в воздухе разлилась оглушающая ки, но не такая, как при схождении богов, а во много раз хуже. Подобно кислому запаху яда, распространяемая аура губила все, чего касалась. Лес умирал на глазах. Ветви опускались, сыпалась листва, жухла трава. И врагов было много. Если прежде Генко считала, что количество первых нападавших ужасало, то теперь… она не могла их счесть. Ки ёкаев вспыхивали темным пламенем, отдавая горьким вкусом предвкушения и жажды крови.

– Слишком могуществен.

Йосинори напоследок крепче сжал руку Генко, а после обхватил Кусанаги, готовый вступить в бой. Остальные оммёдзи тоже обнажали свои клинки и призывали еще сикигами, но помимо этого в каждом человеке отчетливо слышались страх и отчаяние. Их учили сражаться с демонами, да, но не становиться живым щитом между ками и их противниками.

– Я займусь источником, надеюсь, ты права. – Йосинори взглянул на Генко, ища в выражении ее лица принятие или же несогласие с его решением. Она молчала, и только поджатые губы указывали на то, что ей не хотелось отпускать его далеко от себя.

– Мы с тобой.

К ним приблизились Аямэ и Тетсуя. С благодатью богини последний стал выглядеть немного старше и значительно более уверенным в собственных силах. Рассеченная губа почти зажила, из-под разодранного в клочья рукава косодэ виднелось исцапаранное когтями предплечье, но благословение Инари способствовало скорейшему заживлению ран – можно было не волноваться о нем.

Генко осмотрела их, все еще неуверенно хмурясь, но решение было необходимо принять как можно скорее.

– Вам нужно уходить сейчас, пока они не добрались сюда, – в итоге произнесла она, задержав взгляд на Йосинори. – Река берет начало в одной из пещер на юго-востоке, из подводного источника. Достаточно закрыть вход в пещеру, чтобы река хоть немного обмельчала, – и Озему потеряет свои силы.

Тревога пожирала сердце, пока Генко рассказывала, как добраться до истока, но она старалась не выказывать своего страха. Она участвовала не в одном сражении в прошлом, но ни разу – в столь огромном и всеохватывающем.

– Не стоит волноваться, мы вернемся, – заверил ее Йосинори, очевидно заметив состояние Генко.

Она могла только коротко и нервно рассмеяться, покачав головой. Слишком громкие слова. Давать клятву в таких сражениях было глупо, но какая-то наивная часть Генко вцепилась в нее когтями и клыками, надеясь на лучшее.

Коротким кивком попрощавшись, Йосинори с Аямэ и Тетсую направились в гору, широкой дугой обходя приближающихся врагов. Краем глаза Генко заметила, как напряженным взглядом Сора проводил своего ученика, но в итоге отпустил.

Аура ёкаев становилась все более удушающей, но сами они не спешили показываться на глаза, заставляя всех присутствующих дрожать от напряжения. Тошнотворный запах разложения и гниения становился все гуще и гуще, пока в итоге не поглотил всех. Ками упрямо распространяли собственную ки в бессмысленной надежде перебить возникшую вонь, но не выходило.

Темная пелена накрыла лес, настолько черная, что не было видно ни единого дерева. Казалось, что к ней можно прикоснуться, как к шелку, – она извивалась, колыхаясь на ветру, но не пропускала ни капли света. И из этого всепоглощающего мрака вышел мужчина.

Сначала никто не узнал Озему. Он словно стал шире в плечах, а нагината[83] в его руках подчеркивала высокий рост. Одеяние, подходящее скорее самураю, а не ками, алым пятном выделялось на фоне черноты, но приковывало к себе внимание лицо. Восковая бледность кожи сияла могильным светом. Это было не привычное божественное свечение, отливающее серебром или золотом, это было тяжелое сияние Ёми, которое Генко видела только один раз в жизни и надеялась никогда больше не увидеть.