Когда луна окрасится в алый

Он обнял ее. Тихо притянул к себе, аккуратно придерживая за талию и плечи, и Генко обмякла в его руках, позволяя себе впервые за долгое время расслабиться. Капли влаги на лице заставили ее поднять взгляд. Со страхом Генко смотрела на то, как Йосинори плачет.

Рука двигалась с трудом. Слабость окутала все тело, поэтому поднять руку и мягко провести по щеке Йосинори пальцами, стирая слезы, было почти больно, но Генко стерпела.

– Прости.

Она замолчала, но улыбнулась, пытливо, ненасытно глядя на него, впитывая каждое мгновение, что осталось. Рассвет, поднимающийся после кровавой ночи, позволил лучше рассмотреть лицо Йосинори, чтобы запомнить нахмуренные черные брови, потемневшие глаза, высокую переносицу и тонкий нос, поджатые губы и острый подбородок. Сейчас в нем отчетливо виднелись лисьи черты, и поэтому он казался еще ближе, чем прежде. Не физически, но духовно.

– Нам пора. – Необычайно мягкий голос Инари прозвучал над их головами, но Генко не могла заставить себя отвести взгляд от лица Йосинори. – Ей нужно в Такамагахару. Возможно…

Инари не договорила, но Йосинори так резко вскинул голову и столь требовательно и жадно посмотрел на богиню, что Бьякко невольно выступила вперед. Глаза ее влажно блестели, но Бьякко решительно и гордо вскинула подбородок и с вызовом смотрела на Йосинори.

– Не жди многого, – тяжело вздохнула Инари, пряча ладони в рукава. – Ее Хоси-но-Тама сломана, и прежде никто не выживал после такого. В Такамагахаре она может либо обрести покой и переродиться, либо, но это маловероятно, если ее воля достаточно сильна, исцелиться.

Йосинори кивнул и вновь обратил взгляд на Генко. Она бледнела с каждым мгновением, но упрямо смотрела на него, медленно моргая. Отпускать ее было трудно. Склонившись над Генко, он прижался губами к ее лбу – сухому и горячему, а после с трудом встал, держа ее на руках. Ногу прострелило болью – и Йосинори покачнулся, но устоял, а после осторожно и аккуратно передал драгоценную ношу в руки Бьякко. Она не сводила с него глаз, словно ожидала атаки, но приняла Генко легко и бережно, прижимая к себе израненное тело.

Солнце поднималось все выше, вершины гор стали светлеть, а макушки деревьев засверкали золотом восхода. По лесу разнеслись птичьи трели, духи, участвовавшие в битве, растворялись в воздухе, ёкаи медленно разбредались, скрываясь среди деревьев, и только ками продолжали безмолвно стоять рядом с двумя людьми, полукругом собравшись возле Генко.

С раскатом грома с Небес спустилась золотая дорога, на которую тут же ступил Сусаноо. Он смерил нечитаемым взглядом погибших, осмотрел оставшихся ёкаев, а после вперился взглядом в Аямэ и Карасу-тэнгу, что стояли позади сгорбленного Йосинори. Бог нахмурился, но ничего не сказал и просто исчез, оставив после себя запах надвигающейся грозы.

Остальные боги последовали за ним сразу, и вскоре на поляне остались только Инари с Бьякко и Генко, Йосинори с Аямэ и Карасу-тэнгу.

– Я буду ждать тебя. Любое твое воплощение. – Обещание, сорвавшееся с уст Йосинори, легло на всех присутствующих легко, но в то же время твердо, как нерушимая клятва.

Генко еще раз улыбнулась – попыталась улыбнуться – и закрыла глаза. Грудь ее едва вздымалась, а тело в руках Бьякко казалось безжизненным. Сравнение ужаснуло Йосинори, и он сразу отмахнулся от него, впиваясь взглядом в возлюбленную.

Инари со своими кицунэ поднялась на золотую дорогу. Она величественно взирала на людей, коротко кивнула им и исчезла. Бьякко с Генко исчезли следом, оставив позади оммёдзи и ёкая.

– Я прослежу за ней. – Карасу-тэнгу поклонился – низко и торжественно, а после перевел взгляд на Аямэ. Она вздернула подбородок, ведя с ним молчаливую беседу, но в итоге отвела взгляд, обиженно насупившись.

Йосинори не знал, что между ними происходит, но сейчас думал не об этом. Все его мысли занимала Генко. Ее уставшее, измученное лицо и улыбка – последняя, которую он увидел, такая же, как в его пророческом сне, и он отчаянно желал увидеть ее еще хотя бы раз.

«Если Небеса или хотя бы один ками слышит меня, то знайте, что я молю, впервые в жизни молю вас: сохраните ей жизнь».

И одновременно с воссиявшим над миром солнцем золотая дорога, связывающая мир смертных и богов, растаяла, словно ее никогда не существовало.

Эпилог

– Я думала, что в этом году праздник будет более скромным, да и людей поменьше, а вышло наоборот. – Аямэ хмуро осматривала пеструю толпу, лениво опираясь на рукоять меча на поясе. Даже в честь праздника она не изменила себе, вновь одевшись по-мужски.

Мимо них с Йосинори промчались дети, размахивая соломенными и деревянными игрушками. Почти каждый зажимал сладость в руке, и Аямэ брезгливо поморщилась и отступила в сторону, опасаясь, что ее зацепят липкими руками.

Люди в разноцветных кимоно и юкатах шествовали по улице, радостно улыбаясь и смеясь. Торговцы зазывали покупателей нестройными голосами, предлагая буквально все – от отрезов ткани до свежей рыбы, от кованых изделий до сладостей. Жизнь кипела, бурлила, а благодаря украшениям, развешанным повсюду, казалась яркой и красочной как никогда.