Когда луна окрасится в алый

– Когда-нибудь ты поплатишься за свой острый язык, Генко, – каркнул Карасу-тэнгу, но та лишь небрежно отмахнулась от дурного пророчества. Не впервые слышала его, даже не раз действительно с ней пытались поквитаться за часто неуместные и колкие замечания, но она всегда могла постоять за себя.

Тануки недовольно фыркнул и ткнул пустой пиалой Генко под нос, требуя, чтобы она обслужила гостя. Она в ответ хмыкнула, быстро налила саке как Кио, так и ворону и грациозно поднялась на ноги, попутно захватив последнюю палочку с данго.

– Прогуляюсь в деревню. Мне вдруг стал любопытен тот оммёдзи, о котором ты упомянул.

Ошарашенные резкой сменой разговора тануки и тэнгу на мгновение застыли, а после енот принялся кричать, перекрывая смех лисы.

– Но ты сказала, что потратила немало сил на они! – возмущенно ревел тануки. Его негодование достигло пика – он больше не мог контролировать свою человеческую форму, которую до этого так старался поддерживать: усы на острой мордочке топорщились во все стороны, уши на макушке дрожали от гнева, а клыки в пасти опасно удлинились.

– Не верь всему, что тебе говорит лиса, – ускользая через услужливо распахнутые ёкаями сёдзи, бросила Генко. – Наслаждайтесь выпивкой!

– Ах ты прохвостка! Проклятая лисица! Черное ты недоразумение, чтоб тебе этот оммёдзи все хвосты повыдергивал!

Лисы, что находились в доме и вокруг него, залаяли, смеясь над возмущением тануки, но сама Генко только ухмыльнулась. Забота старика Кио была приятной и трогательной, но ей все равно хотелось его дразнить и задевать. Если появлялся хороший повод подшутить над тануки, Генко его не упускала: наивность и глупость Кио помогали отвлечься от мрачных мыслей. Жаль, что он собирался покидать эти леса и перебираться выше в горы.

Обратившись лисой, Генко спрыгнула на землю, угольно-черным пятном выделяясь на снегу. Даже магия сокрытия не могла изменить родной окрас кицунэ и сделать ее похожей на остальных лисиц, которые молчаливым сопровождением двинулись за своей госпожой.

Генко неслась по снегу, не оставляя следов. Сугробы становились все меньше, по мере того как весна предъявляла больше прав. Бегущие за Генко лисы старались идти след в след, чтобы люди в случае чего увидели лишь пару-тройку отпечатков и ничего не заподозрили. Храм находился на самом краю деревни, и Генко послала короткую мысленную молитву Инари в знак благодарности за такое местоположение.

Со стороны Сиракавы доносились ароматы жареной дичи и свежей рыбы, подхваченные юго-восточным ветром, который удачно скрывал запахи лисиц, иначе деревенские собаки уже сходили бы с ума. Генко вильнула в сторону, прячась среди редеющих деревьев, и ускорилась. Близился полдень, солнце беспощадно светило, и Генко со своей свитой были как на ладони. Благо, кицунэ в очередной раз накинула на себя и своих помощников туман, скрывающий их от любопытных взглядов.

Стены храма виднелись уже совсем неподалеку, и, коротко тявкнув, чтобы лисы рассеялись, Генко оттолкнулась от земли и в один прыжок оказалась на крыше хондэна. Не совсем почтительно по отношению к богине, но выбора особого не было, если она хотела как можно скорее оказаться на территории храма. Осмотревшись, Генко заметила всех трех мико, которые праздно болтали на крыльце хайдэна. Благодаря Генко работы в храме было не много – подвластные ей ёкаи и духи часто помогали в уборке или мелком ремонте, и мико могли расслабиться и отдохнуть чуть больше, чем их сестры из других храмов.

Каннуси Генко увидела не сразу. Старик практически слился со статуями лисиц и недовольно смотрел на священнослужительниц. Ощутив на себе осуждающий взгляд, мико, как одна, пискнули, синхронно поклонились и тут же исчезли внутри хайдэна, чем вызвали смех Генко.

Подождав еще пару минут и убедившись, что девушки не выйдут, лиса сосредоточилась на каннуси. Пусть она и была знакома с мико, но не стоило их отвлекать.

– Малыш Джуничи! – радостно воскликнула Генко, спрыгивая с крыши главного святилища во двор храма и на ходу обращаясь из лисы обратно в человека.

– Я выгляжу так, будто вы моя внучка, госпожа Генко, но для вас я все еще «малыш»? – Каннуси устало покачал головой, не готовый смириться с таким обращением от столь молодой на вид женщины.

– Для меня абсолютно любой человек – малыш или дитя, Джуничи-кун. Тебе ли не знать? – Генко доброжелательно улыбнулась и нежно коснулась иссохшей щеки старика мягкой ладонью. – Если я буду судить, исходя из своего возраста, то даже самый почтенный старец Империи Солнца будет для меня едва ли не младенцем.

– Я знаю, госпожа Генко, но люди устроены так, что внешность играет для нас немаловажную роль как в восприятии жизненного опыта человека исходя из его возраста, так и в оценивании его положения в этом мире, – почтительно ответил каннуси, но это только заставило Генко тихо рассмеяться.

– Люди и их привычка все оценивать. Значит, в твоих глазах я богатая юная девица, которая только познает мир?