Когда луна окрасится в алый

Прежде теплые руки кицунэ стремительно холодели, а румяная кожа становилась серой и безжизненной. Кудзуноха стала таять. Сначала он подумал, что его подводит зрение, ведь глаза заволокло пеленой непролитых слез, но, сморгнув, понял, что Кудзуноха действительно растворялась. Ее силуэт становился все бледнее, сливаясь с воздухом, теряя краски и превращаясь в ничто.

Ужас накрыл Йосинори с головой. Еще мгновение назад он слушал мать, желал спорить с ней, высказать ей все свое негодование, внимал ее словам, обещал помешать неизвестным врагам заполучить Хоси-но-Тама Генко, а теперь мог только смотреть на пустое место перед собой. Она исчезала. Растворялась, как дым.

– Нет… Нет! – Йосинори покачал головой, отказываясь принимать такой исход. Его мать была кицунэ – сильным ёкаем, способной уничтожать могущественных демонов. Как могла она пасть от чьей-то руки?

Опустошение и отчаяние так тесно переплелись в Йосинори, что он с трудом дышал, пытаясь осознать происходящее. В надежде ухватить тающие руки он старался сжать собственные ладони сильнее, пальцы сжимались крепче, но уже не встречали преграды, ощущая лишь холод.

Он качнулся вперед, словно потерял единственную в мире опору. Лицо матери с ласковой улыбкой на губах исчезло последним, отпечатавшись в сознании кошмарной картиной его собственного бессилия.

А проклятое тело никак не просыпалось, как бы он того ни хотел, чтобы… Что? Кому он мог отомстить, если даже родная мать не знала тех, кто на нее напал? Что он мог сделать сейчас?

Беспомощность. Он так давно не испытывал этого чувства, что теперь оно полностью поглотило Йосинори. Стыд, ярость, ненависть и отчаяние сплелись вместе, взбудоражив и заставив потерять покой, который он так долго в себе взращивал. Старая обида на мать, которая желала ему лучшего, сейчас казалась такой глупой и несущественной, что хотелось взвыть. Их последний разговор… О ками!

Осознание того, что это был их последний разговор, во время которого Йосинори грубил матери, оглушило, заставив его задохнуться, а сердце – ускорить бег. Как он мог так поступить? Почему именно сегодня не сдержался? Почему решил выплеснуть накопленные обиды именно этой ночью?

Его разум был в смятении, не готовый окончательно согласиться с произошедшим. Сердце колотилось как сумасшедшее, разум раз за разом прокручивал в голове разговор, где он перебивает Кудзуноху, где обвиняет ее, спорит. Казалось, что все его существование сузилось до этой точки, до последней беседы.

В какой-то момент эмоции стихли. Разум, воспитанный так, чтобы всегда сохранять спокойствие, постепенно отрезал почти все чувства, приводя мысли в порядок. Злиться и крушить все в наведенном сне было глупо и бессмысленно, но Йосинори мог сохранить и вынести из него холодную ненависть и ярость, которые станут подспорьем для грядущих битв. Остальным же эмоциям он даст выход потом.

В первую очередь стоило поговорить с Нобуо-сенсеем и каннуси, чтобы узнать, пропали ли еще боги и кто может стоять за этим. Йосинори не сомневался, что смерть матери как-то связана с исчезнувшими богами, но пока не понимал, как именно. Дальше он обязан вернуться в Сиракаву и исполнить обещание, данное матери. Неизвестные охотились на кицунэ, но главной их целью была Генко, а значит, следовало ее защитить. И из-за клятвы, и чтобы лиса не закончила свои дни так же, как Кудзуноха.

Он с ужасом представлял, что ее постигнет та же участь, что и мать, что ее не станет.

Сердце предательски замерло на мгновение.

Последнее, что Йосинори был обязан выполнить как сын, чтобы почтить память матери, – отомстить за ее смерть. Уничтожить тех, кто посмел забрать ее Хоси-но-Тама.

Йосинори сжал руку в кулак так крепко, что побелели костяшки пальцев. Они поплатятся за совершённый грех, они будут страдать так, как страдала Кудзуноха, а в последнем он не сомневался. Йосинори позволил себе горькую ухмылку. Еще ночью он спорил с Аямэ, что не все ёкаи – зло, а теперь был готов следовать выбранному сестрой пути. Теперь он понимал ее значительно лучше. И пусть пока что его ненависть не достигла пика, но уже сейчас Йосинори был готов уничтожить каждого демона или духа, что попадется ему на глаза.

Отстраненная часть его разума, которую не поглотила ненависть, напомнила о том, что его мать была ёкаем. И Генко, которую он собирался защищать, тоже. Ничего в мире не изменилось – и злые демоны, и добрые ёкаи не прекратили существовать, – просто его собственное отношение к происходящему стало слишком предвзятым.

Но даже эти здравые рассуждения не смогли потушить пламя ярости в сердце Йосинори. Да, мир не изменился, но от своих планов он не отступит. Он защитит Генко и убьет тех, кто погубил его мать. Иначе какой смысл в том, что он оммёдзи?

Сон словно ждал этого признания. Йосинори открыл глаза.

Рассвет едва заметно дребезжал в окне, слышались голоса кухарок и слуг, пели птицы. Мир казался несправедливо привычным, словно ничего не произошло, но для Йосинори этим утром изменилось все.