Когда луна окрасится в алый

Впрочем, чудо объяснялось весьма просто: дзасики-вараси, обжигая руки, развешивала по всему периметру дома офуда и омамори, кодама натягивали симэнаву, а убумэ разжигала благовония, отпугивающие всех, кто имел дурные намерения. Дождь им мешал, но духи отказывались сдаваться, когда их госпожа рисковала собственной жизнью ради них.

Судзаку, огненная птица, Кондзин, золотой змей, и Тэнку, воин, повелевающий туманами и пылевыми бурями, набросились на мононоке с остервенением и свирепостью, которую Йосинори никогда не вкладывал в своих духов. Их гнев был чем-то новым, и он сначала не мог понять, откуда он взялся, пока осознание – простое и понятное – не пришло к нему.

Сикигами отражали его собственную ярость, питались ею. Злость на мать, которая оставила поручение и ни одного вразумительного ответа. Злость на себя, что он не смог защитить ее. Злость на мир, который поступал так несправедливо с ним, с матушкой, с Генко, которая не могла покинуть эту местность, с жителями Сиракавы, которым внушили ненависть, со всеми, кто пострадал на войне за власть, но сам не имел к ней никакого отношения.

Осознание мягко улеглось в разуме Йосинори и словно подарило ему второе дыхание. Сикигами атаковали мононоке разом, синхронно, из-за чего тот покачнулся и тяжело рухнул на спину. Тьма в его глазницах словно ожила и теперь кружилась водоворотами, а тлеющие угли зрачков, казалось, обрели сознание и хотели уничтожить оммёдзи.

Божественное пламя Йосинори, набросилось на мононоке столь быстро, словно давно мечтало полакомиться этим демоном. Мононоке издал рев, утонувший в раскатах грома, и попытался встать, но Генбу рухнул своим немалым весом на его грудь.

Пламя ками сожрало ноги мононоке, и теперь на пожухлой, мертвой земле отчетливо виднелись две полосы пепла, поспешно размываемые водой. Огонь быстро поднимался выше, заставляя сикигами отступить, и только черепаха продолжала упрямо сидеть на груди, спрятавшись в свой панцирь.

Мононоке предпринял еще одну попытку избавиться от призванных духов. Его руки поднялись в стремлении вцепиться хотя бы в одного, но Сэйрю и Кондзин вонзили в них клыки и держали крепко и надежно, несмотря на то что ки ёкая разъедала их тела. Демон горел недолго, однако впечатление складывалось совершенно иное.

Убедившись, что мононоке окончательно уничтожен, Йосинори резко обернулся к Аямэ, которая как раз снесла голову последнему нукэкуби. Она выглядела целой и невредимой, залитой чужой кровью. В глазах ее горело мрачное, темное удовлетворение, которое бы испугало любого. Йосинори позже попробует поговорить с сестрой об этом, а пока…

Кошачий вой заставил всех повернуться. На спине нэкоматы стояла Генко, раненая и тяжело дышащая. Демон под ней стремительно уменьшался в размерах, ки затухала, а голос становился все тоньше и тише, пока в итоге у ног Генко не легла обычная кошка с одним хвостом.

Генко с трудом склонилась над ней, подняла одной рукой и тряхнула. Кошка издала возмущенный вопль и попыталась исцарапать руки Генко.

– Не только у кицунэ есть жемчужины с жизненной силой.

Генко подняла на уровень кошачьих глаз крохотную, не больше горошины, бусину. Нэкомата в ее руках забилась сильнее, пытаясь лапами достать до своей жемчужины. Генко отвела руку подальше и, стиснув пальцы, раздавила сосредоточие энергии кошки.

Полный боли и грусти вой разнесся по округе, но Генко равнодушно смотрела на кошку:

– Ты больше не нэкомата. Если лишить кицунэ ее Хоси-но-Тама, то она умрет. Если забрать жемчужину жизни у нэкоматы – она станет обычной кошкой. Есть в этом что-то несправедливое, не находишь?

Она отдала насквозь промокшую кошку в руки убумэ, та завернула животное в ткань и унесла в дом. Генко проводила их взглядом и только потом позволила слабости отразиться на лице. Колени подогнулись, и она готова была рухнуть наземь, но Йосинори не позволил.

Генко так легко легла в его объятия, словно это происходило далеко не в первый раз. Она прильнула к его теплу, удобнее устраиваясь в кольце рук, и позволила себе облегченно выдохнуть, когда он крепче обнял ее. Усталость накатывала волнами, но Генко не позволяла себе окончательно расслабиться, пока рядом еще слышались отголоски чужой энергии. Она потратила слишком много сил и теперь не могла с уверенностью сказать, откуда исходила опасность и нападут ли на них еще раз. Чужое присутствие Генко ощутила почти сразу после уничтожения нэкоматы, и теперь оно царапало ее сознание.

– Ты в порядке? – тихо спросил Йосинори, поддерживая Генко.

– Нет, – голос был севшим, немного хриплым, да и пятно крови на боку кицунэ подтверждало ее слова, – но обязательно буду, – дополнила она.

– Сейчас самое время, чтобы избавиться от тебя. – Фраза, брошенная Аямэ, потрясла всех.

Аямэ крепко сжимала в руке оружие и взглядом, полным жгучей ненависти, смотрела на Генко, которую Йосинори обнимал и утешал. Гнев в глазах Аямэ рвался наружу, грозя обрести физическую форму любого из ее сикигами и уничтожить кицунэ. Она усмехнулась: ведь именно для этого оммёдзи и приглашали в Сиракаву. Чтобы избавиться от нее.