Когда мое сердце станет одним из Тысячи

Однажды вечером женщина в белом заходит ко мне в палату, неся поднос с зеленой фасолью и курицей, рядом с которыми стоит бумажный стаканчик, полный таблеток. Она берет в руки стаканчик:

— Время ужинать и принимать лекарства, Элви. Открой рот и скажи «ааа».

Я медленно сажусь и провожу сухим языком по пересохшим губам. В голове раздается звук, как от наждачной бумаги. Взмахом руки я сбрасываю стаканчик и тарелку с едой, похожей на кашу, с подноса, и она размазывается по полу. Медсестра тихо вскрикивает.

Позже я узнала, что это первый раз за последние четыре недели, когда я двигалась самостоятельно.

В течение следующих месяцев состояние мое улучшается, что значит, что я начинаю ходить, без посторонней помощи пользуюсь туалетом и ем самостоятельно. Но внутри я твердая и пустая, словно от меня осталась лишь скорлупа. Я даже заплакать не могу. Каждое утро я смотрю в зеркало и жду, что у меня выступят слезы, но этого не происходит. Я ни слова не говорю ни докторам, ни медсестрам. Они думают, что я «деградировала» и потеряла все речевые навыки вследствие травмы. Но я не то чтобы не могу говорить, просто не хочу.

Поскольку в лечебнице особо нечем заняться, я много читаю, в основном книги о науке и поведении животных. Врачи, кажется, не понимают, что я могу читать, им кажется, что я просто разглядываю картинки или считаю слова. Меня это мало волнует, главное, что они мне не мешают.

Однажды в шкафу в рекреации я нахожу большую книгу европейского фольклора. Она в толстом кожаном переплете, страницы с блестящим золотым тиснением, а на них подробные картинки с драконами, рыцарями и лесами. Меня обычно не занимают сказки или история, но в этих иллюстрациях есть нечто гипнотическое.

Внутри я нахожу главу под названием «Подменыш», на иллюстрации к которой изображен рогатый тролль с улыбкой на морщинистом лице, вытаскивающий из колыбели младенца.

Сотни лет назад (говорилось в книге) люди верили, что тролли и эльфы живут в лесах и иногда эти сверхъестественные существа пробираются в деревни, чтобы похитить младенца и подложить на его место собственного отпрыска — существо, похожее на человека, но им не являющееся. Такое дитя называли подменышем.

Если ребенок начинал вести себя странно, родители пугались и думали, что он подменыш. Легенда гласит, что если начать издеваться над подменышем, избивая его или помещая в горячую печку, то похитители вернут настоящего ребенка родителям.

Интересно, скольких детей родители сожгли в печках или забили до смерти благодаря этому милому мифу.

Я подхожу к окну и с треском распахиваю его. Окна в рекреации открываются не полностью, чтобы мы не выпрыгнули, но щель достаточно велика, чтобы протиснуть в нее книгу. Я выталкиваю ее и наблюдаю за тем, как она, перевернувшись несколько раз, падает на асфальт с приглушенным стуком.

Обернувшись, я обнаруживаю в комнате медсестру.

— Ох, золотце, — произносит она, — тебя напугали картинки в этой книжке? Я могу тебе принести книжки подобрее, если хочешь.

Я наклоняю голову. Она на самом деле не ждет, что я что-то отвечу. Я ни разу ни с кем не заговаривала с того момента, как шесть месяцев назад попала сюда.

— Можете принести книги по квантовой механике, — отвечаю я, — мне бы хотелось узнать об этом больше.

У нее отвисает челюсть.

Она, конечно, сразу всем об этом рассказывает, и доктора начинают бомбардировать меня вопросами, отчего я сожалею, что вообще открыла рот.

Но я замечаю, что впервые за многие месяцы что-то ощущаю: беспокойство. Я хочу выбраться из этого места. Не знаю, что я буду делать, когда выберусь. Но мне все равно. Меня просто все здесь достало — запах, плитка цвета зеленого горошка, разваренная зеленая фасоль в каждый прием пищи. Я хочу снова увидеть животных. Настоящих, а не дурацких милых мультяшек, приколотых к доске объявлений.

Поэтому я продолжаю разговаривать. Я отвечаю на вопросы врачей. Я читаю все больше и больше, медстестры называют меня маленьким Эйнштейном и приносят книги в подарок. Одна из них подарила мне экземпляр «Обитателей холмов».

Через некоторое время врач объявляет:

— Хорошие новости, Элви. Тебе стало настолько лучше, что тебя переведут в систему по усыновлению. У тебя будет семья. Разве не здорово?

Я надеюсь, что что-то почувствую. Что угодно, даже кроху облегчения. Но внутри меня нет ни малейшего отклика.

То, что они называют улучшением, было всего лишь постепенным процессом запирания тревожащего и болезненного глубоко в потаенных уголках моего сознания, пока я не затвердела настолько, чтобы начать функционировать. Последние несколько месяцев я кирпичик за кирпичиком возводила свое Хранилище. Теперь я могу ходить и говорить, но часть меня по-прежнему далеко, и я не знаю, как ее нащупать.

Мама мертва из-за меня. Я должна была быть с ней — разлагаться на дне озера.

Может, так оно и есть, и поэтому я ничего не могу почувствовать. Может, я как кот Шрёдингера, одновременно и жива, и мертва.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ